Заклинание. Мольба. Вопль о помощи или о пощаде. Она заплакала без слез, опустилась в кресло, страдая так, что смотреть на нее было страшно, и Богдан отвел взгляд, а майор подошел к несчастной женщине и стал утешать — слишком ласково, неприлично ласково — и Богдан вышел на кухню, чтобы ничего этого не видеть.
Стыл в чашках невыпитый чай. Печенье в вазочке. На скатерти — крошки от печенья, что сразу бросалось в глаза из-за медицинской стерильности скатерти и кухонной обстановки. Богдан взял одну из чашек, отхлебнул остывающий чай, потом разломил пополам печенье, крошек на столе добавилось, он смотрел на них с задумчивым видом и медленно дозревал. Он уже придумал, как ему надлежит действовать, план представлялся легко осуществимым и совсем необременительным, и когда появился растерянный и смущенный майор, Богдан спросил у него участливо:
— Не соглашается?
Майор с обреченным видом замотал головой. Не соглашается. Кто бы сомневался.
— Тут подход нужен, — сказал Богдан. — Дело-то плевое. Только мы некоторые моменты не учитываем. Ей тяжело, она еще вся на нервах, а тут ты так неосторожно заявляешься в своей ментовской форме, и ей вместо тебя видится муж-милиционер и снова она в истерике…
При упоминании о муже майор занервничал, а Богдан демонстративно такой его реакции не заметил.
— А мы еще ее к бабке той сватаем идти, — продолжал Богдан спокойно. — И опять она в истерике.
— Так чт-то делать? — нервно спросил майор.
— Осторожно добиваться своего. Она согласится, только нужно время. И еще — чтобы ты не мешал.
— Ну д-давай т-тогда ты т-туда, — дозрел майор. — А я тут п-посижу, чтобы н-не мешать.
— Нет, так не пойдет! — заупрямился Богдан. — Она будет знать, что ты здесь, рядом. Ты для нее источник раздражения. Она все время будет в напряжении, пойми.
— Что же м-мне — уйти, что ли? — нахмурился майор.
— Конечно! — с готовностью подтвердил Богдан, за участливостью скрывая разгорающийся азарт.
Пахарь посмотрел недоверчиво. Похоже было, что предложение оказалось для него полной неожиданностью.
— Н-ну, нет, — пробормотал он неуверенно.
— Слава! Что за капризы!
— Нет! — замотал головой Пахарь, что-то уловив в поведении собеседника.
— Ну, хорошо! — неожиданно легко согласился Богдан и широко улыбнулся. — Тогда ты сам. Как умеешь. У тебя получится, вот увидишь.
Он поднялся из-за стола, бросил в рот кусочек печенья и дружески похлопал майора по плечу.
— Н-ну, ч-чего ты! — всполошился майор, обнаружив, что его оставляют с его бедами один на один.
— Удачи! — продолжал улыбаться Богдан.
— Б-Богдан! — произнес майор умоляюще.
— Ты же знаешь, как надо! — сказал Богдан.
Его улыбка вдруг стала злой, и теперь было понятно, что и прежде она доброй не была.
— А раз знаешь, — давай, шуруй, пока трамваи ходят! Только сам! Ладно? Без меня! И если у тебя с этой бабкой не получится, ты и по поводу всех других тоже ко мне не приходи. Я не люблю, когда меня используют по мере надобности…
— Я не использую! — хмурился майор.
— Все! До свидания!
— Б-Богдан! — вскинулся Пахарь.
Дожал Богдан майора. Дрогнул чертов заика! Только бы теперь не выдать своего торжества, пока этот козел за дверь не выйдет.
— Я все сделаю, только ты мне не мешай, — почти пропел Богдан, глядя на майора с отеческой заботой.
Пахарь кивнул — не без внутренней борьбы с самим собой, это было видно.
— Я по-подожду внизу, в-в машине, — сказал Пахарь. — Лад-дно?
— А чего тебе здесь скучать? Катерину ведь еще убедить надо. Сколько времени пройдет — я, например, не знаю.
Что-то уловил Пахарь за словами Богдана, посмотрел подозрительно, лицо Богдана было непроницаемо, и все же подозрения не оставили Пахаря и он сказал:
— Ты с К-Катериной п-полегче!
— В смысле? — спросил Богдан беззаботно.
— П-полегче! — повторил майор, набычившись.
— Ты опять меня напрягать будешь?
Вопрос прозвучал как угроза. Еще чуть-чуть — и Богдана уже не уговоришь ни за какие коврижки. Майор поиграл желваками, смолчал, только вздохнул тяжело.
Богдан проводил его до двери. В комнату Пахарь даже не заглянул, чтобы не расстраиваться, наверное.
— Ну, до встречи! — сказал Богдан.
Закрыл за майором дверь и мгновение стоял неподвижно, переживая миг неподдельного восторга. Он остался с ней наедине! Она там, в комнате, и сейчас он ей все объяснит.
Богдан вошел в комнату. Сидящая на стуле Катерина повернула голову.
— Он ушел. Ему срочно нужно, — сказал Богдан.
Не удивилась. Не спросила — почему ушел майор, не спросила — почему Богдан остался. С нею будет легко. Богдан приблизился, присел перед вдовой, стараясь, чтобы все его движения были непугающе плавными, и, глядя снизу вверх, произнес бархатным обволакивающим голосом:
— Как вы изменились, Катенька. Но в вас есть какое-то тепло, что-то такое завораживающее, что привлекает и манит…
Он уже взял кисть ее руки в свои ладони и держал ее с превеликой осторожностью, давая вдове возможность привыкнуть к этому ощущению. Продолжал говорить:
— Это хорошо, что мы с вами встретились, потому что я дам вам спокойствие. Вы ощутите тепло, вам будет хорошо и уютно…