Когда умирает ведьма

— Вы на озеро? — спросила Наталья. — Я пройдусь немного с вами.

Они вышли из дома. Люся подошла к висящему на стене огромному термометру.

— Б-р-р-р! — сказала она. — Минус двадцать семь!

— Зато небо ясное.

— Да, — сказала Люся. — Сегодня солнечно. Это вчерашний ветер разогнал тучи.

Она посмотрела на небо. Синее небо над верхушками деревьев. Деревья под синим небом. Белый снег под деревьями. Свежие следы на нетронутом снеге. Следы огибали угол дома и уходили за угол. Люся дошла до угла.

— Что там? — спросила Наталья.

Ей было холодно, и она пританцовывала на месте.

— Окно спальни выходит сюда? — спросила Люся.

— Чьей спальни? — уточнила Наталья и прекратила свой танец.

— Дыр-Быр-Тыра.

— Да, — сказала Наталья и тоже выглянула за угол.

Цепочка следов доходила до окна, а потом возвращалась обратно к вытоптанной тропинке, по которой ходили все.

— Здесь кто-то был, — сказала Люся. — Этой ночью. Заглядывал в окно к Дыр-Быр-Тыру. Я думала, мальчишка просто ветра испугался…

— Никого здесь нет! — сердито парировала Наталья. — Только мы и этот лес вокруг!

— Но кто-то ведь приходил!

* * *

Чтобы вдова не захлопнула дверь у него перед носом, Богдан решительно распахнул дверь и переступил через порог, оттесняя вдову в глубь квартиры.

— Уходите!!! — запаниковала вдова. — Не смейте ко мне приближаться!

Богдан захлопнул входную дверь.

— Вам не надо меня бояться, — говорил он. — Я не сделаю вам ничего плохого. Я пришел как друг, поверьте. Давайте поговорим спокойно. Мне ничего больше от вас не нужно. Только поговорить!

— Уходите!!! — умоляла вдова, отступая все дальше в квартиру.

Они уже были в комнате. Чтобы дать ей возможность успокоиться, Богдан сел на диван и больше не делал попыток приблизиться к женщине. Он виделся ей врагом и потребуется время, чтобы она хотя бы немного пришла в себя и могла бы что-то осмыслить.

— Мы обречены быть вместе, — сказал Богдан. — Я это чувствую, и нам никуда друг от друга не деться. Я могу сейчас встать и уйти, ради бога, но все равно это ничего не даст. Знаете, я недавно смотрел фильм, очень умный фильм, там человек живет, он жизнью своей недоволен, и все время думает о том, что если бы когда-то в юности он поступил не так, как поступил, а по-другому, там у него был такой момент истины, жизненная развилка, возможность выбора пути, и если бы он тогда поступил по-иному, он был бы счастлив и богат. И так происходит, что он возвращается в прошлое и исправляет ошибку. И все у него хорошо…

— Зачем вы мне это рассказываете? — устало-ненавидяще спросила вдова.

— Подождите! Вы еще не дослушали! — заторопился Богдан. — И вот он живет и счастлив, жизнь действительно пошла по-другому, но он вдруг в день рождения в свои сорок лет обнаруживает, что все так же недоволен жизнью и все у него не так, как хотелось бы. Потому что хотя у его жены теперь другое имя, и ребенок у него не девочка, а мальчик, и зарплата выше — а счастья нет, и жизнь его, в общем и целом, похожа на ту, которую он вроде бы променял на новую…

— Я не хочу вас слушать!

— И получается, что все в нашей жизни предопределено, и нет смысла ни суетиться, ни подличать, потому что все будет идти так, как было предрешено, — печально сказал Богдан. — Вот как с вашим Павлом, например…

Вдова сжалась и теперь смотрелась затравленным зверьком. — Судьба его была предсказана, и все свершилось, — вещал Богдан. — Так было суждено. Ему было суждено покинуть вас, а вам суждено его помнить. Вы всегда будете его любить, это ваш крест, — перешел на шепот Богдан. — Он ваша судьба, поверьте. Никто никогда не сможет занять его место в вашем сердце.

У вдовы задрожала щека.

— Он — ваша единственная любовь, — продолжал гипнотизировать вдову Богдан.

По ее лицу потекли слезы. Она давно уже так не плакала и успела забыть, что это такое — плакать со слезами.

— Не надо, — шептал Богдан. — Вы теперь хранительница памяти о нем. Вы должны жить ради его памяти, и никто вас не собьет с этого светлого пути.

Вдова прямо-таки заливалась слезами. Богдан поднялся с дивана и осторожно приблизился. Главное — ее не напугать. Главное — без резких движений.

— Вам надо всегда его помнить, — шептал Богдан. — Вы святая! Я вас люблю!

Он мягко коснулся рукой ее одежды. И все испортил.

— Не смейте!!! — закричала вдова истошно, и Богдан испуганно отстранился.

Тьфу ты, черт! Проклятая баба!

— Уходите! — рыдала вдова. — Не смейте здесь появляться! Если еще хоть раз! Да я сейчас позвоню Вячеславу Сергеевичу!

— Майору заикастому? — захлебнулся яростью Богдан, в мгновение наполнившись бешенством и от осознания поражения, и от ненависти к своему более удачливому сопернику. — Давай-давай! Зови! Пускай придет и тебя тут трахнет! Он это заслужил! Он этого добился! Он на тебя, на дуру, глаз давно положил! И мужика твоего угробил! Он ведь начальником у твоего Павлика был, да? — с издевкой спросил Богдан. — Так это он твоего Павлика в ту проклятую квартиру отправлял под пули? Скажешь, он тут ни при чем, и Павел без его помощи погиб? Я бы поверил, если бы он теперь к тебе не клеился.