Когда в Чертовке утонуло солнце (СИ)

— Пан капрал, а что так пусто-то? Комендантский час? Или пражане своей волей по ночам дома сидят? — поинтересовался Максим.

— А куда им ночью ходить? — искренне удивился Иржи. — Ночью спать нужно. Что ты в темноте делать собрался? Шуметь нельзя — магистрат строго следит. Стало быть, любое ремесло до утра под запретом. Исключение разве что для пекарей, часов через пять-шесть они начнут замешивать тесто и выпекать булки, хлеба, крендели. Тогда на этой улице будет поживее — а пока и они ещё спят.

— Сколько сейчас? — спросил Макс, и словно в ответ на его вопрос позади зазвонил колокольчик Орлоя. Ему ответил басовитый колокол Тынского храма, потом ещё кто-то и ещё.

— Десять часов, — пояснил Иржи. — Нам бы уже надо было быть на посту. Парни из городской стражи будут недовольны.

— Есть ещё городская стража?

— Конечно. Те, кто следят за порядком днём, ловят воров, разбойников, конокрадов и всех прочих. Наша забота — ночь и то, что приходит с темнотой.

— А если с темнотой придёт конокрад?

— Значит, он либо дурак, либо совсем уж лихой, — усмехнулся Иржи. — Но и в том, и в другом случае, если он нам попадётся, мы его скрутим и передадим куда следует. Так сказать, небольшая любезность.

— Что-то мне подсказывает, что со стороны коллег ответную любезность ждать не стоит, — пробормотал Максим.

— Правильно тебе что-то подсказывает. Не их это дело и не их риск.

— Разбойник — тоже риск.

— Не сравнивай.

— Ты вот, помнится, печалился по поводу маленького жалованья, давно уже не получаемого отпуска и невозможности жениться без разрешения командования.

— Я не жаловался, я просто уточнял, — поправил приятеля Шустал.

— Ну хорошо, уточнял. Добавим к этому «наш» риск. И чего ради тогда добровольцы идут на такую работу?

— Как чего ради? — удивился капрал. — За пятнадцать лет выслуги тебе полагается земельный надел. За двадцать лет выслуги — хорошая премия, которой хватит на постройку дома и покупку всего, что нужно для своего хозяйства. А за тридцать лет получишь наследуемый дворянский титул.

— Командор же на своём посту уже сорок шесть лет. Он сам мне говорил.

— Так он рыцарь, из Ордена. У него свои обеты и клятвы. Мы попроще.

— Рыцарю обязательно быть в Ордене?

— Не обязательно. Рыцарские шпоры дают за личные заслуги, а не за выслугу лет и даже не по праву рождения. Командором может быть и не рыцарь, просто сейчас так сложилось.

— Сколько же пану Брунцвику лет?

— Под сотню. Но мы ведь про это уже говорили — не стоит пытаться равнять твои года и здешние. Это время, может быть, даже течёт совсем по-разному. Как знать.

Максим задумался над подобным предположением. Отряд миновал ещё два перекрёстка — на одном из них какое-то лохматое существо размерами с крупную собаку метнулось в сторону и резво полезло по водосточной трубе на крышу дома. Мушкетёр, шедший первым, быстро упёр острый конец сошки в стык булыжников на мостовой, приладил мушкет — но прежде, чем успел прицелиться, лохматый силуэт уже перевалил за край крыши и исчез. Солдат раздосадовано сплюнул.

— Кто это был? — поинтересовался у капрала Макс.

— Морок, — пояснил Иржи. — Мелочь, но настырная. К тому же такой, если протопчет дорожку в какой-нибудь дом, может привести за собой кого-нибудь покрупнее и поопаснее.

Шустал достал из кошеля кусочек мела и нарисовал на дверях дома шестиконечную звезду.

— Мороки глупые, — сказал он, заметив вопросительный взгляд младшего стража. — Если полез на этот дом — значит, сюда и является. В следующую ночь поставим тут двух бойцов, и конец мороку.

На крохотной площади перед Пороховой башней горели сразу четыре жаровни, и от этого мрак по ту сторону ворот казался ещё гуще и плотнее. У ближней к Целетной улице жаровни стоял, грея руки над огнём, командир городской стражи — седой бородач с хмурым лицом.

— Наконец-то, — голос у него был сиплый, словно простуженный. — Где вас только носит.

— И тебе доброй ночи, Богуш, — весело отозвался Иржи.

Стражник демонстративно сплюнул в огонь. Огонь зашипел.

— Счастливо оставаться, — просипел Богуш и зашагал на север. За ним потянулись солдаты его десятка.

— Их казармы — в бывшем монастыре миноритов, — пояснил Шустал Максу.

— Где это?

— Ну, Анежский монастырь.

— Он же, вроде бы, женский?

— Он давным-давно в руках доминиканцев. Те живут в прежних кельях клариссок, а крыло, которое раньше занимал мужской монастырь миноритов, сдали под казармы. Чиновники из Ратуши каждый год с ними ругаются по поводу арендной платы, грозят разорвать договор, потому что доминиканцы каждый год по чуть-чуть, но повышают ставку. Монахи, в свой черёд, грозят пожаловаться своим вышестоящим, и попросить об отлучении от церкви для всей Ратуши поголовно. Так и тянется.

— Слушай, а как тут у вас вообще с религией? — осторожно поинтересовался Максим.

— Ой, да кого только нет. И католики, и протестанты, и иудеи — куда ж без них. В нашем славном королевстве в вере никого не неволят, так что выбирай, где и как молиться, по своему вкусу.

— И нелюдей тоже?

— А что такого? Вон пан Модров. Ты его видел на построении, стоял вместе с тобой позади командора. С факелом.

— Тролль?