Когда в Чертовке утонуло солнце (СИ)

— То я раздуюсь, как бурдюк, даже если просто лизну его. А если вы меня насильно накормите — то можете не беспокоить палача, ему работы уже не достанется, — буркнул Фауст, мрачно исподлобья глядя на Брунцвика. Рыцарь задумался.

— Кто может подтвердить, что вы всё это время были дома?

— Понятия не имею. Слуг у меня нет. Хотя постойте! Молочница каждое утро приносит мне молоко. Её слов будет достаточно?

— Если она видела вас лично.

— Видела, — удовлетворённо кивнул Фауст, загораясь энтузиазмом с той же быстротой, с какой только что свирепел от гнева. — Я же расплачиваюсь за покупки сразу! Честной чеканной монетой. Не то, что некоторые прочие, ваяющие золото, которое потом в кармане обратно обращается в свинец.

О том, что расплачиваться честной чеканной монетой за каждый кувшин его вынудили угрозы торговки вовсе перестать снабжать молоком дом вечно живущего в долгах Фауста, чернокнижник предпочёл умолчать.

— Вы настолько любите молоко? — спросил командор.

— А что? — настороженно отозвался арестант. — Люблю. Я каждый день ем молочную лапшу. Это не запрещено законом!

— Где отыскать молочницу?

Фауст назвал имя и адрес торговки. Брунцвик посмотрел на Иржи:

— Капрал Шустал, пошлите кого-нибудь из своих людей, пусть выяснят, был ли арестант дома в интересующие нас даты.

— Будет исполнено, пан командор.

— А пока что — в камеру его.

— За что?! — возмутился чернокнижник. — Почему, в конце концов, моё слово должно стоить меньше, чем чьё-то ещё? Почему я должен сидеть в камере только из-за того, что кто-то сослепу спутал другого со мной? И вообще, — вдруг перешёл он на деловой тон. — Из-за чего весь сыр-бор? Это что, Келли на меня накляузничал? Он давно засматривается на мой дом, англичанишка! Видите ли, ангелы ему сказали, что это наилучшее место для его житья в Праге!

— При чём тут пан Келли?

— Тогда кто? Куцинка? Чтоб ему пусто было, звездочёту проклятому!

— Пан Фауст, — спокойным тоном, в котором Максим расслышал давешнюю зловещую вкрадчивость, начал рыцарь, — никто на вас не доносил и не жаловался. К тому же, если вы забыли, мы не городская стража, чтобы заниматься склоками между соседями. У нас дела поважнее, а ваши таланты, как и ваш характер, хорошо известны.

— У вас характер тоже не сахар, — буркнул чернокнижник.

— Может быть, — покладисто согласился Брунцвик, поднимаясь со своего стула. — Но если вы оказались жертвой обстоятельств — я лично принесу вам извинения.

По лицу Фауста было видно, что он страстно желает сказать, куда именно ночные стражники могут применить эти извинения, но что-то во взгляде командора остановило чернокнижника. Вздохнув, он секунду-другую помолчал, и снова спросил:

— Из-за чего всё это? Чем так насолили ночной вахте, что вы посреди бела дня примчались арестовывать меня, не имея к тому оснований? — Фауст мельком встретился взглядом с рыцарем и торопливо поправился:

— Хорошо-хорошо. Имея только показания свидетелей, которые считают, что видели именно меня. В конце концов! Я ведь не единственный алхимик и мистик в этом городе. Но почему-то тут не видно никого со Златой улочки, или из Йозефова, не говоря уже о панах иезуитах. И…

— Осторожнее, — предостерёг Брунцвик.

— Уеду, — мрачно пообещал Фауст. — Вот в самом деле, уеду, и поминайте, как звали. Неблагодарный город.

— Вы когда-нибудь имели дело с упырями? — вдруг спросил командор. Чернокнижник растерянно воззрился на него.

— С упырями? Inmortui? Lamia? Я слыхал об одном случае в Тюбингене…

— Вы лично когда-нибудь сталкивались с ними?

— Нет, — пожал плечами Фауст. — Только по книгам. У вас что? — он изумлённо вытаращился на командора. — Завелась ламия? Упырь? Здесь, в Праге?

Брунцвик равнодушно смотрел на чернокнижника.

— И вы решили, что подобное существо притащил сюда я?! — развивал свою мысль арестант. — Да это… это… — он от возмущения начал хватать воздух ртом, не находя нужных слов. — Это какой сволочью надо быть?

— Изрядной, — подтвердил рыцарь.

Фауст ещё несколько мгновений шумно вдыхал и выдыхал, справляясь с гневом, потом как-то безнадёжно махнул рукой и проворчал:

— Валяйте. Сажайте в камеру. Надеюсь, в подтверждение моей невиновности примут тот факт, что если нынче ночью эта тварь кого-нибудь сожрёт, я тут определённо буду ни при чём?

Чернокнижника увели, а спустя примерно час стражник, посланный к молочнице, вернулся и подтвердил, что в последний месяц Фауст был дома, и каждое утро забирал свой кувшин с молоком, исправно расплачиваясь за покупку. Иржи с Максимом в это время упражнялись в фехтовании: капрал объяснял базовые принципы защиты и нападения, младший страж внимательно слушал, а потом повторял за Шусталом показанные тем движения.

— Пан капрал! Пан Резанов! — у деревянной изгороди, который была обнесена площадка для фехтования, появился одноглазый ординарец. Его, как уже успел узнать у приятеля Макс, звали Войтех Чех. — Пан командор вызывает. Вместе с арестантом.

Фауст, как ни старался, не мог скрыть некоторого самодовольства при виде нахмуренного и явно неудовлетворённого розысками командора.

— Молочница подтвердила ваши слова, — сказал рыцарь.