Когда в Чертовке утонуло солнце (СИ)

Он пошарил в кошеле, нашёл ключ и осторожно отпер дверь. Хорошо смазанный и отлаженный замок лишь тихонько щёлкнул. Парень вошёл, прикрыл за собой дверь, запер её и, постояв немного у подножия лестницы, всё-таки вспомнил, что скрипучей должна быть третья снизу ступенька. Макс на цыпочках поднялся наверх и уже миновал почти весь коридор, когда увидел пробивающуюся из-под двери Эвки полоску света.

«Неужели до сих пор не спит?» — удивлённо подумал он.

В доме, на первый взгляд, стояла полная тишина; только внизу, в гостиной, глухо тикали большие напольные часы, отмеряя время. Однако, прислушавшись, Максим уловил тихий звук: кто-то едва различимо мурлыкал себе под нос какую-то задумчивую мелодию. И звук этот определённо шёл из комнаты жены.

«Гости у неё, что ли? Может, кто из сестёр приехал?» — гадал Макс, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Войти посреди ночи в спальню к чужой пожилой женщине казалось ему верхом неприличия. Даже с учётом того, что на бумаге они значились законными супругами. Но мурлыкающий голосок был женским, и не просто женским, а довольно-таки молодым — и Максим вдруг подумал, не стало ли Эвке плохо. Может, при ней дежурит сиделка, какая-нибудь нанятая Кабуреком девушка?

Он осторожно постучал в дверь и пение тотчас прервалось.

— Пани Эвка, у вас всё в порядке? — шёпотом поинтересовался Макс. — Простите, что беспокою так поздно.

За дверью завозились, послышался скрип ножек стула по доскам пола.

— Пани Эвка? — Максим нахмурился. А что, если в дом влезли воры? Водяной может быть хоть сто раз некоронованным королём Кампы, но ведь случается, что грабят и королей.

— Пани Эвка? — он ещё раз постучал. Возня за дверью усилилась. Решив, что уж лучше краснеть и извиняться, парень толкнул дверь и вошёл в комнату.

На постели, натянув стёганое одеяло до самых глаз, сидела молоденькая девушка. Максиму были видны только худенькие плечи в белоснежной сорочке и полуприкрытые пушистыми ресницами большие выразительные глаза, которые сейчас смотрели на него со смесью ужаса и отчаяния. Зелёные, прозрачные, с пляшущими в глубине искорками, как если бы солнечные лучи играли в быстрых речных водах.

Макс в изумлении смотрел на незнакомку, а она на него, не убирая от лица одеяла. На глазах девушки показались слёзы, быстро прочертив от уголков вниз, к щекам, две дорожки.

— Простите, пани… А…

Где-то ударил колокол, ему ответил другой, третий: били четыре пополуночи, заканчивался «ведьмин час». Девушка то ли вскрикнула, то ли застонала, и с головой накрылась одеялом. Максим ошеломлённо смотрел на дрожащий комочек на кровати, потом неуверенно шагнул к ней и кончиками пальцев коснулся простёганной ткани.

— Пани, вы…

Одеяло медленно откинулось. На парня смотрело изборождённое морщинами старческое лицо, и по щекам из печальных черепашьих глаз струились слёзы.

Глава 12 «Одна кума одной куме нашептала…»

— Пан Резанов, вы каждую ночь будете возвращаться в подобном виде? — спокойно поинтересовался водяной, сидя утром за завтраком.

На столе исходил паром горшок сваренной на молоке пшеничной каши, щедро приправленной маслом и мёдом. Неизменный кувшин холодного пива был тут же, как и хлеб, и сыр, а ещё деревянная миска с мочёными яблоками, небольшой горшочек с простоквашей и широкая тарелка, на которой были выложены ломтики запечённой тыквы — первой тыквы из урожая этого года, как заметил хозяин дома.

— Простите, пан Кабурек. Я вовсе не хотел доставлять беспокойства, а тем более пугать пани Эвку… — Макс посмотрел на свою руку. Кисть была теперь аккуратно перебинтована чистой холстинкой, под которой дочь водяного приложила на раны какие-то травки. Боли уже не было и в помине, а когда парень попытался, проснувшись, осторожно пошевелить пальцами, к его радости оказалось, что все они прекрасно слушаются.

— Да я не про беспокойство, — отмахнулся водяной. — Я про то, что вы как будто нарочно лезете на рожон и в самое пекло.

— Работа такая, — пожал плечами Максим, вспомнив слова Брунцвика. — Пан командор учил, что жизнь стража не ценнее жизни тех, кого нужно защищать ночью.

— Много он понимает, ваш пан командор, — проворчал Кабурек, но было понятно, что ворчит он скорее для виду. — Ну, рассказывайте теперь, как вы укрощали ламию на кладбище.

Макс удивлённо поднял брови.

— Вы, пан, вроде и без меня всё знаете?

— Вовсе не всё. Знаю, что удалось, и что вы были непосредственным участником событий. Вижу, что не врут, — водяной выразительно посмотрел на забинтованную руку.

— Откуда только вы первым новости узнаете?

— От хохликов, конечно, — хмыкнул Кабурек.

Максим начал рассказывать, и на этот раз даже отчасти порадовался, что Эвка снова не сидит с ними за одним столом. С одной стороны, ему вовсе не хотелось, чтобы она решила, будто он нарочно хвастается. Собственно, даже тестю парень пересказывал всё произошедшее как бы отстранённо, словно посторонний наблюдатель, не вдаваясь в подробные описания. С другой стороны, такой рассказ в самом деле мог бы напугать дочь водяного.