Когда в Чертовке утонуло солнце (СИ)

Но ничего не произошло. Лапти стояли на парапете, младший страж придерживал их руками, чтобы порыв ветра не сбросил реликвию во Влтаву — а по Карлову мосту всё так же спешили сосредоточенные, погружённые в свои заботы пражане. Младший страж огляделся, заметил два больших медных гвоздя, напоминающих железнодорожные костыли; гвозди были вбиты между булыжниками мостовой, чуть в стороне от парапета, и пришлось пошире расставить ноги, чтобы встать на оба гвоздя разом.

Однако и это ничего не изменило. Иржи, стоя спиной к спине приятеля, с ладонью на рукояти кацбальгера, бормотал себе под нос какую-то молитву. Максим тоскливо посмотрел влево, вправо, заглянул за парапет, где внизу быстрый поток разделялся у мостовых опор на отдельные струи.

— Что же вы выбрали, пан? — послышался тихий женский голос.

Белая Пани появилась откуда-то слева, с малостранской стороны, медленно прошла сквозь парапет и остановилась по другую его сторону, внимательно глядя на Максима. Тот, насколько позволяли занятые руки, вежливо поклонился.

— Моё почтение, пани Рожмберк, — он помедлил, подбирая слова. — Я выбрал солнце.

— А как же пани Эва? — поинтересовалась призрачная дама.

— Может быть, возвращение солнца снимет проклятие. Но если нет… Жизнь одного человека или жизнь многих? Разве тут можно выбирать?

— Выбор есть всегда, — улыбнулась Белая Пани.

Максим прикрыл глаза, и как прежде в кабинете господина Майера, попытался представить себе солнце. Как оно поднимается над восточным краем небосвода, как первые лучи касаются черепичных крыш, прогоняют с улиц последние ночные мороки. Отступает тьма, тени забиваются по углам и подворотням, в оконных стёклах начинают играть преломляющиеся лучи, заставляя танцевать над подоконником невесомые пылинки.

Тяжесть навалилась на плечи, скрутила шею, отдалась хрустом в пояснице. Ощущение было таким, словно он разом попытался взвалить на себя несколько мешков с картошкой. Резко заныли опирающиеся на парапет руки, не в состоянии удерживать многократно выросший груз тела. Ноги предательски задрожали, норовя подкоситься. Кровь застучала в висках, перед глазами поплыли пёстрые искорки — но Макс упрямо продолжал рисовать в мыслях картинку за картинкой.

Вот вечернее солнце. Закат медленно догорает над Петршином, последние лучи, прощаясь, касаются Града, а у подножия холма Малу Страну уже начинают укрывать вечерние сумерки. Но, словно напоминание о скрывшемся на ночь светиле, на улицах зажигаются жаровни, в окнах домов одна за другой затепливаются свечи. Жёлтый мягкий свет, маленький, и всё-таки бросающий вызов тьме.

Мышцы онемели. Шею будто сковал стальной ошейник, и парень при всём желании сейчас не смог бы повернуть голову ни влево, ни вправо. Наверное, он покачнулся, потому что ощутил, как собственная кираса звякнула о кирасу Шустала — а потом в спину упёрлись руки друга, поддерживая и не давая завалиться навзничь. Иржи, кажется, что-то говорил, но слов разобрать не получалось.

— Никто и никогда не сражается в одиночку, — послышался справа мягкий бархатистый голос, и Максим, усилием воли отгоняя застилавшую взгляд пелену, увидел — а, может, ему лишь показалось, что увидел, — как где-то над Йозефовом на мгновение мелькнул, поднимаясь к небу, крохотный светящийся шар.

— Если жив останешься — я тебя сама придушу, — пообещал чей-то голос слева. — Может, так научишься не пропускать мои объяснения мимо ушей.

Ещё один светящийся шарик устремился к небу, поднявшись со стороны Оленьего рва, из тупичка Златой улочки.

Максиму теперь казалось, что он тонет. Погружается в быструю тёмную воду Чертовки под перестук мельничных колес. Поднырнув под огромное, почти ушедшее в ил солнце, силится — и всё не может вытолкнуть его на поверхность. Напитавшееся водой Влтавы, растерявшее часть своего жара, солнце лениво перекатывалось на плечах подталкивавшего его вверх человека, но не двигалось с места.

— Если уж кому нырнуть и не вынырнуть, то пусть лучше я, — и Макс, с усилием запрокинув голову вверх, увидел, как небо прочертил третий шар, взлетевший откуда-то сзади и слева, с Кампы.

— Всё равно потом скажут, что снова я виноват! — вмешался высокий тенор, и четвёртый шар крохотной сияющей кометой прочертил небо, взвившись со Скотного рынка в Новом месте.

Глаза снова закрыло серой пеленой, сознание почти погасло. Своего тела младший страж уже не чувствовал. В наплывающем тумане он смутно видел перед собой Белую Пани, молчаливую и сосредоточенную, а за ней, ещё более смутные, семь человеческих силуэтов, стоящих полукругом — и совсем уже далеко, едва угадываемые, ещё два.

— Неплохо, неплохо, — добавился к общему хору зычный глубокий голос. — Вот на подобный результат мы, признаться, даже не рассчитывали.