— Постарайтесь форсированно за неделю, — скорректировал срок Максимов и попросил представить ему список руководителей субподрядных организаций, которых после согласования вопроса с первым секретарем обкома партии Максимов наметил пригласить к себе на совещание. Вначале он думал провести его сразу в цирке, но, поразмыслив, решил, что лучше сделать это в своем кабинете, чтобы тем самым показать людям всю серьезность намерений обкома партии. Обсудив другие вопросы, в частности оказания помощи строителям районами города, именитые гости засобирались уезжать. Но Панкратов, периодически выходивший в предбанник своего кабинета, где пышнотелая буфетчица уже нарезала и разложила закуску по тарелкам, а теперь лишь ожидала сигнала директора, чтобы принести к нему в кабинет все приготовленное, попросил их задержаться на чаек, пояснив:
— История не простит мне, если я в такой важный для меня день отпущу вас, не угостив даже чаем. Прошу, Геннадий Харитонович, и вас, уважаемые строители, к столу.
Он подал знак буфетчице и быстро убрал всю документацию со стола на стеллажи, а на освободившееся место водрузил большой медный самовар из тех, какие теперь уже трудно найти.
Через мгновение стол был искусно сервирован, и на правах хозяина директор цирка предложил гостям поудобнее устраиваться, по ходу дела решив поделиться с ними своей тайной:
— Открою секрет, к чаю для дорогих гостей я давно берегу бутылку водки, настоянной на корнях женьшеня.
Он показал большую фигурную бутылку литра на полтора, на дне которой и в самом деле покачивался настоящий «корень жизни». Строители, несколько оторопевшие от столь неожиданного приглашения, вопросительно посмотрели на второго секретаря обкома партии: мол, как быть? Хотя в душе, несмотря на поздний час, отказываться от предложения никому не хотелось: женьшень привлекал всех.
Понимая состояние управляющих трестами, Максимов взглянул на часы, потом на хитро улыбающегося в смиренно-просительной позе директора цирка и, зная, что его предложение поможет сблизить всех присутствующих, сказал добродушно:
— Ну что, мужики? Рабочее время давно закончилось, и негоже обижать человека за истинно русское гостеприимство. Прошу располагаться. — Показывая пример, он первым устроился напротив Панкратова, а следом и остальные.
Застолье прошло, как и в лучшие годы, когда цирк действовал: на должном уровне и душевно. Выпив по рюмочке-другой, люди раскрепостились и с удовольствием предавались воспоминаниям, а вскоре, чувствуя себя единомышленниками и уже доверяя друг другу, выпили на посошок и разъехались с надеждой, что все затеваемое ими должно получиться — раз за дело так бодро взялся второй секретарь обкома партии. И больше других верил в это директор цирка Иван Панкратов.
После бюро Славянов вернулся на работу поздно и выглядел усталым и разбитым: он продолжал еще переживать свое поражение, хотя понимал, что, оставшись верным своим убеждениям, рассчитывать на другой исход голосования у него не было шансов: большинство в бюро — люди Богородова.
Почувствовав, что поднялось давление, он прошел в комнату отдыха, стараясь успокоиться, посидел немного, но легче не стало, и ему пришлось выпить таблетку адельфана.
Когда стало получше, председатель прошел в свой рабочий кабинет, нехотя опустился в кресло, по прямой связи попросил секретаршу принести ему стакан чая с лимоном и вызвать машину. Зинаида была готова к этому и выполнила его просьбу без задержки…
После чая, не изменяя своей привычке, Славянов ознакомился с оперативными сводками по надоям молока, рассмотрел и подписал почту, сдвинул папки на край стола, чтобы их могли взять помощники, и пригласил всех, кто дожидался его возвращения с бюро.
Когда Леснов, Липатов и Филиппов появились в его кабинете, председатель поднялся с кресла и прошелся вдоль стены, пока еще ни слова не сказав об итогах голосования, хотя все уже поняли, что они не такие, как бы ему хотелось.
— Что, Иван Васильевич, Богородов не захотел идти против министра? — нарушил гнетущую тишину и, как всегда, первым высказал свое отношение к произошедшему Липатов.
— А зачем ему лишние хлопоты? — поддержал его Леснов. — Хотя, конечно, министр круто обошелся с Секачевым, словно человек для себя строил.
— Я же вам говорил, — включился наконец в разговор Славянов, — что московские товарищи, кстати, очень солидные люди, говорят, будто Марчук шизофреник. Вот он и размахался кулаками. Спрашивается: зачем? Здание-то построено!
— Вот именно! Можно и строгим обойтись! — сверкнув глазами, сердито заметил Липатов.