Когда Венера смеется

— Да, — сказал Дион, — как ты догадался, что это именно я? Уверен, ты не узнал меня в лицо — я все время держался в тени, да еще женский грим, да все эти годы… И конечно, меня выдал не голос, потому что я старался говорить, как женщина, и вообще побольше молчать, а мои речи ты слышал очень давно.

— Учитель, я ничего не могу сказать наверняка о цели вашего визита ко мне, но полагаю, что она связана с той репутацией, которую я заработал себе за эти годы: меня называют Сыщиком. Я понял, кто вы такие почти сразу же. Если бы я оказался неспособен на такую мелочь, вы зря потеряли бы время, явившись сюда.

— Проясни, — произнес Дион своим ровным, учительским тоном.

— Да-да, объясни, что ты имеешь в виду, — засмеялся маленький галл, поднимая чашу с вином и отбрасывая со лба белокурые пряди.

— Ну хорошо. То, что вы не те, за кого себя выдаете, — это было очевидно сразу же не только мне, но и Диане, и даже Белбону, моему привратнику.

— Что же меня выдало? — спросил Дион.

Я пожал плечами.

— Мелочи. Кто может перечислить все различия между тем, как ходят, говорят и держат себя мужчины и женщины? Актер на сцене может изобразить женщину достаточно убедительно, но актер специально тренируется для этой цели. Просто раскрасить лицо и надеть столу еще недостаточно, чтобы перестать быть самим собой.

— Так мой наряд не был убедителен вовсе? Будь точнее, ведь если я не могу ходить в этом обличье, мне придется подыскать другое. Для меня это вопрос — вопрос жизни и… — Он снова сунул в рот ноготь, но, обнаружив, что там уже нечего обкусывать, стал нервно тянуть себя за складки на шее.

— Ну, прежде всего тебя выдали ногти. Римские матроны превращают свой маникюр в целый ритуал.

— А! — Он с отвращением посмотрел на свои ногти. — Ужасная привычка. Она вернулась ко мне с тех пор, как я оказался в Италии. Похоже, я не могу с ней больше справиться.

— Даже если ты снова отрастишь ногти, тебя все равно выдадут руки. Таких черных, загорелых рук нет не то что ни у одной римской матроны, но даже ни у одного римлянина более или менее высокого положения. Такие руки бывают лишь у рабов и крестьян — или у приезжих из других мест, где солнце печет круглый год и превращает каждого человека в обожженный орех, — от царя Птолемея до самого последнего раба в поле.

— Птолемей! — Дион с отвращением плюнул при этом имени.

— Да, я заметил твое волнение прежде, когда в первый раз назвал его имя, и это еще больше укрепило меня в моем подозрении: Дион Александрийский пришел нанести мне визит.

— Но ты все еще не сказал, как вообще возникло такое подозрение, — вмешался галл. — Проясни, — хихикнул он, передразнивая Диона.

— Вот вам нить моих рассуждений: мой посетитель одет женщиной, но он не женщина. Значит, мой посетитель — мужчина, которому приходится скрывать свою личность. Признаю, мне не пришло в голову, что один из вас может быть евнухом. Далее, этот мужчина в беде, может быть, даже ему угрожает опасность, — о чем можно было легко догадаться по твоему нервному поведению и по тому, что ты отказывался от пищи, несмотря на то, что в желудке у тебя вовсю урчало. По твоим загорелым рукам и по акценту я догадался, что ты чужеземец. — Я снова пожал плечами. — Ну, тут мы подходим к такому моменту, когда объяснять шаг за шагом развитие логического рассуждения было бы слишком утомительно, так ведь, учитель? Все равно что просить ткача, чтобы он объяснил устройство ковра, распуская его нить за нитью, — представляю, что бы из этого получилось! Достаточно будет сказать, что, принимая во внимание все, что я рассказал вам до этого, мне в голову сразу же пришло предположение: мой посетитель — Дион Александрийский. Я уже слышал о твоем положении; ходят слухи, что ты ищешь убежища в частных домах здесь, на Палатинском холме; внезапно мне подумалось, что этот странный чужеземец, который ведет себя как загнанный зверь, мог быть Дионом. Чтобы проверить свою догадку, я решил прощупать тебя. Я заговорил о философии, о своем пребывании в Александрии, о царе Птолемее. Твоя реакция подтвердила мои подозрения. Я не философ и не математик, учитель, но думаю, ты понял, как работает мой мозг и как я применяю те способы логического мышления, которым ты научил меня много лет назад.

Дион улыбнулся и кивнул. Удивительно, но и на шестом десятке лет мне было приятно одобрение учителя, которого я не видел и о котором даже не вспоминал на протяжении последних тридцати лет!

— А что насчет Тригониона? — спросил Дион.

— Да, за кого ты принял меня? — спросил маленький галл, и глаза его блеснули (я говорю «его глаза» хотя многие люди, если не большинство, сказали бы «ее глаза»; сплошь и рядом о евнухах говорят, как о женщинах, что, кажется, им очень нравится).

— Признаю, Тригонион, ты одурачил меня. Я понял, что ты не тот, за кого себя выдаешь, но мои подозрения оказались неверными. Я решил, что ты — молодая женщина, одетая в тогу и шляпу, которая пытается выдать себя за мужчину.

Галл закинул голову и от души расхохотался: