Когда воют волки

По дороге Мануэл до Розарио, для которого все это было полной неожиданностью, и не представлявший, что речь может идти о каких-то важных вещах, снова попытался что-нибудь выудить у молчаливых гонцов. Сначала он действовал осторожно, потом более смело и наконец решительно предложил:

— Закурим, друзья. И дорога короче будет…

— Спасибо, я никогда этим не балуюсь, — ответил парень постарше, отказываясь от сигареты, которую предложил ему Розарио.

Так и не сумел кузнец выпытать у них хоть что-нибудь. Только у самой Парада-да-Санты, увидев своих приятелей и знакомых из Аркабузаиш-да-Фе, Коргу-даш-Лонтраша, Урру-ду-Анжу и Понте-ду-Жунку, он понял, в чем дело. Когда они вошли в деревню, к ним присоединились крестьяне из других деревень; можно было сказать, что по улице лился целый поток людей.

Было уже поздно, и пришедших приглашали чуть ли не в каждый дом. Все поужинали, выпили, и, прежде чем разойтись по своим деревням, на террасе у Ребордао собрались главные договориться о том, как действовать.

Ранним утром, когда на плато въехали оба отряда Лесной службы на обычных и гусеничных тракторах, с плугами, привезенными из долины Таворы, и сотней рабочих, нанятых в далеких, голодавших от неурожая деревнях, на холмах уже было полно народу. В северном секторе, куда входили деревни Валадим-даш-Кабраш, Алмофаса, Азенья, Парада-да-Санта, Реболиде, распоряжался главный инженер Штрейт да Фонсека. Этот высокий человек с тонкими губами и худыми руками, с коротко постриженными светлыми волосами, торчащими ушами и маленькими глазками на студенистом восковом лице внушал деревенским страх. Своими грубыми, словно вырубленными стамеской, заостренными чертами он напоминал лубочные изображения святых.

В южном и юго-западном секторах, куда входили Аркабузаиш-да-Фе, Урру-ду-Анжу, Понте-ду-Жунку, Фаваиш-Кеймадуш, Коргу-даш-Лонтраш, распоряжался Сесар Фонталва. Разместившись с бумагами и топографическими картами в джипе, он с любезной улыбкой встречал всех, кто приходил. Когда вся эта армия, ее адская техника, никем не виданные доселе машины, автомобили, груженные инструментами, с шумом и треском поднимались из Алмофасы в горы по дороге, где раньше гоняли скот, люди, еще остававшиеся в домах, тоже высыпали наружу. Все это очень напоминало потревоженный улей.

— Пришли у нас землю отнять, проклятые?

— У, будьте вы прокляты!

— А где теперь мы будем пасти наших овец?

— В набат бейте, в набат! Пошли на них!

И действительно, в Алмофасе ударили в колокола. Это послужило сигналом для других, и вот уже десять, двадцать колоколов зазвонили изо всех сил. Старики, женщины, дети, едва хлебнув пару ложек супа и сунув в карман краюху кукурузного хлеба с куском сыра или колбасы, пошли в горы, чтобы не отстать от мужчин. Был серый осенний день, и в его тусклом свете все вокруг казалось плоским.

Инженерам в джипах, видимо, донесли о продвижении нескольких колонн, которые шли наперерез, то взбираясь на холмы, то спускаясь в низины. И вот они показались: сумбурные, напоминающие дикую орду. Мелькали разноцветные платья женщин, стремглав пробегали мальчишки, порывы ветра доносили громкие голоса, и отдельные слова уже можно было отчетливо расслышать. Шло шесть, нет десять колонн, не считая тех, которых не было видно за холмами. Но вот группа, пожалуй наиболее многочисленная, вдруг резко остановилась на некотором расстоянии от тракторов. Затем от этой группы отделились люди, наверно парламентеры. Штрейт, как человек искушенный, отдал приказ начать работы. Двинулись машины и упряжки быков. Желая выяснить, чего хотят крестьяне, он послал сыновей Гниды на переговоры.

— Что вам надо? — крикнул Бруно. — Хотите помериться силой с войсками? Напрасно! Не видите, что ли, кавалеристов с карабинами? Подумайте хорошенько, что вы делаете, чтобы потом не жаловаться…

— Предатель! Эй ты, предатель! Продался, Гнида!

Услышав это, Бруно струсил.

— Не думайте обо мне плохо, ребята! Каждый живет, как может. Я с вами, но нужно же голову иметь на плечах. Главный у вас Ребордао, не так ли? Где он?

Ребордао подошел к Бруно, и они начали длинный, разговор; сначала громко спорили, потом их голоса затихли.

В другом секторе, которым руководил Фонталва, Модешто Барнабе даже слова не удалось сказать, к нему сразу подбежали крестьяне, и Ловадеуш крикнул:

— Не смейте ничего трогать! А ты иди, скажи своему хозяину: поле нам нужно, мы тут лук посеем. Ну, пошел!