Когда воют волки

Кавалерия с обнаженными саблями ринулась на бунтарей. Открывать огонь не было нужды, и все же только каким-то чудом это не пришло в голову офицеру. Несколько крестьян были растоптаны конями или порублены саблями, толпа бросилась врассыпную, оставив на земле мертвых и раненых. В их числе были Штрейт, жандармский капрал, трое мужчин, очень красивая девушка и еще человек пять, которые корчились, умоляя прикончить их. Кое-кто из раненых, еле держась на ногах, карабкался по камням и утесам с помощью друзей и родных.

Раненым оказали первую помощь, а Штрейта отвезли в ближайшую деревню — Аркабузаиш. Там ничего подобного не происходило. К своему ужасу, правительственные чиновники увидели совсем иную картину: войска братались с народом, из рук в руки переходили бурдюки с вином и колбасы.

Когда Сесар Фонталва увидел, в каком состоянии был доставлен его коллега и начальник, уткнувшийся носом в сиденье джипа, наспех перевязанный, он стал благодарить бога за то, что ему удалось избежать подобной участи. Ведь и на него грозной волной надвигались жители окрестных деревень. Командир направленного туда взвода предложил запретить крестьянам собираться больше пятерых, а потом вообще разогнать их.

— Нет, пусть идут, — возразил Фонталва.

В боевой готовности на него двигались мятежные деревни, возглавляемые Ловадеушами, Жусто и Накомбой из Аркабузаиша, Жоао до Алмагре из Коргу-даш-Лонтраша, Алонзо Рибелашом из Фаваиш-Кеймадуша, Жозе Релой из Понте-ду-Жунку, Асидешом Фадалго из Тойрегаша и т. д. После того как они долго, до хрипоты, растолковывали, в чем заключаются их требования, он заявил:

— Сеньоры, вы не правы, но я понимаю, что вы искренни и убеждены в своем святом праве на оборону, однако, по-моему, вы плохо разбираетесь в том, о чем идет речь. Лесопосадки в горах принесут вам только пользу, и вы в конце концов должны признать это. Сейчас мы не будем спорить; чтобы вы убедились в этом, нужно время, нужно, чтобы вы успокоились. Хорошо, мы не будем начинать, подождем, пока улягутся волнения. Ни за что на свете я не пойду на то, чтобы мой участок превратился в кладбище. Господин лейтенант, ответственность я беру на себя.

Однако лейтенант не намерен был уступать. Он прибыл, чтобы обеспечить выполнение работ; если будет сочтено, что работы следует начать, он будет защищать рабочих и инженеров от этой деревенщины.

Однако Сесар Фонталва продолжал настаивать:

— На вашем месте я бы увел отсюда солдат и представил начальству рапорт, в котором сообщил бы, что упорство местных жителей, бывших до сего дня хозяевами этой земли, побудило вас принять решение не прибегать к оружию. Этот спор должен решиться мирно. Я отлично знаю, что ныне существует тенденция навязывать волю верхов оружием и другими насильственными способами, ибо верхи исходят из того, что они осуществляют самую прогрессивную и патриотическую миссию. В нашей стране все представители власти, начиная от главы государства и до деревенского старосты, наделены неограниченными полномочиями. И поскольку я являюсь одной из ступенек на этой лестнице, я выполняю свой гражданский долг, дав согласие на нарушение вами приказа. Работы прекращены!

— Я протестую! — крикнул лейтенант.

— Протестуйте, но, сделайте милость, уберитесь отсюда вместе со своими солдатами.

Отряд уже готовился уходить, но тут с севера подошла колонна с ранеными. Опечаленный и встревоженный Сесар Фонталва сказал лейтенанту, когда тот садился в джип, чтобы отвезти своего коллегу в больницу:

— Видите, чего мы избежали?

Офицер скривил рот.

— А кто мне докажет, что это случилось не потому, что сила была применена слишком поздно?

Крестьяне, поняв, что произошло, притихли и постепенно стали расходиться, кстати, заморосил мелкий, как бисер, противный дождь, за которым скрылись далекие горы. Те, у кого были плащи, завернулись в них. Женщины накинули на голову платки.

Утесы, унылые и мрачные, как в день сотворения мира, прислушивались к затихающим голосам людей. На одном из них показался человек: это был сын Гниды. В Аркабузаише колокола зазвонили по убитым, и звон их, смешиваясь с дождем, казалось, превращался в тончайшую ткань, которая окутывала землю, украшая каждый листочек серебряной искоркой. Мануэл Ловадеуш подошел к инженеру:

— Сеньор, позвольте поблагодарить вас от имени горцев. Возможно, мы не правы, но нам еще не доказали, что это так. Прежде чем стрелять в нас, нам нужно открыть глаза.

Сесар Фонталва вдруг увидел развевавшийся на ветру красный платок Жоржины и ее блестящие черные глаза, которые смотрели на него. Теперь он чувствовал, что готов пойти навстречу любым опасностям.

ГЛАВА VII