Когда Волга текла кровью

Я пошел в батальон — через свой старый командный пункт — доложить командиру. Унтер-офицер Пауль и его медики были по горло заняты работой. Несколько наших, из тех, кто не успел получить помощь, пошли со мной. Рядом падающие снаряды несколько раз заставляли нас залечь.

ШтабЫАК: 17.55 18 октября 1942 г.

Сегодня противник возобновил сопротивление в районах, захваченных 16 и 17.10... Зачистка оврага 73b3 еще не закончена... 18.1Q. артиллерия противника усилила огонь на северном крыле 100-й егерской дивизии и перед 14-й танковой дивизией...

Когда я прибыл в батальон, то от Шюллера узнал, что по настойчивой просьбе батальонного врача майор доктор Вайгерт был вынужден покинуть батальон. У него — как и у его предшественника, майора доктора Циммермана, — неожиданно открылась желтуха. Черт!

Теперь батальоном командовал адъютант. Моей ротой, или, точнее, жалкими ее остатками, командовал командир группы управления.

Мы общались друг с другом в довольно странной манере. Йохен писал на листке из блокнота ответы на мои вопросы. Когда у него были вопросы, он писал их, а я на них отвечал.

До конца дня оставался час. Хорошо бы к тому времени закончить ликвидацию котла. Каков же теперь наш боевой состав? Суточная сводка скажет нам об этом.

Я сказал Йохену, что переночую в обозе и пусть гауптфельдфебель заберет меня, когда закончит с раздачей пищи. До тех пор я полежу и попробую поспать.

Я проснулся оттого, что меня трясли за плечо. Это был Йохен. Рядом с ним стоял мой гауптфельдфебель.

Сначала я вспоминал, где я, затем все стало ясно. Свист в ушах говорил, что это был не сон. Я проспал четыре часа и выпал из реальности. Теперь она вернулась, жесткая и безжалостная.

На мой вопрос, как на фронте, Йохен написал: «Котел ликвидирован, в 5, 6 и 7-й ротах, вместе взятых, боевой состав 23 человека. Семеро из них — из 7-й

JL ^:    ПГ

роты. В стрелковых ротах III батальона всего 21 человек. В нашем батальоне 8 убитых, 14 тяжелораненых, остальные ранены средне и легко. Лейтенант Вайн-гертнер и лейтенант Фукс ранены.

Я был ошеломлен и не мог вымолвить ни слова. Что осталось от нашего полка? Где пополнения? Если придут неопытные и необстрелянные солдаты, что толку от штаба и частей снабжения, а также от частей с тяжелым вооружением? Мы, пехота, входим в тесный контакт с противником. Тяжелые потери дня лишний раз это доказали.

Йохен писал дальше: «Приказ командира полка. Ты вызываешься к нему в 10.00 с рапортом».

Я кивнул, пожал другу руку и пошел за гауптфель-дфебелем. Добравшись до обоза, я поел и дальше хотел только одного — спать, спать...

Штаб LIAK: 22.40 18 октября 1942 г.

LI АК с частями 24-й танковой дивизии выполнил задачу по очистке местности... В овраге 73Ы-3 противник — сжатый на незначительной площади — продолжает удерживать позиции.

Трофеев и пленных на 18.10.:

537 пленных, включая 10 дезертиров, 19 пулеметов, 2 противотанковые пушки, 32 противотанковых ружья, 2 миномета, 10 автоматов.

19 октября 1942 г.

Я проснулся в 07.00. Снаружи было еще темно. На полевой кухне еще шла раздача. Как всегда, солдаты на передовой уже получили еду. Я взял кружку горячего кофе. Господи, как хорошо!

Повара разговаривали между собой. Я радостно отметил, что могу слышать правым ухом. Звуки еще доносились как будто издали, но я уже мог их слышать. С левым ухом все оставалось без изменений, но я был уверен, что со временем слух вернется и к нему. В любом случае я был в этом уверен.

Гауптфельдфебель рассказал мне, кто остался на фронте: Диттнер, Павеллек, Неметц и три старых солдата из роты, а также один из нового пополнения. Кроме того, санитатс-унтерофицер Пауль и украинец Павел. Я спросил о втором «хиви», Петре. Михель сказал:

—    Он был убит по дороге с перевязочного пункта к роте. Павел был так разъярен, что вступил в бой с винтовкой в руках.

Подумав о павших друзьях, я понял, что он чувствовал.

Наш ротный брадобрей Грюнд подстриг и побрил меня. Он также должен был проводить меня на полковой командный пункт. В 10.00 я доложил о прибытии командиру, оберстлейтенанту Мюллеру. Я впервые его видел: он был строен и чуть выше меня. Лицо его было покрыто морщинами. Ему было на вид лет 40. Он серьезно приветствовал меня. Его адъютант, мой друг Руди Крель, не присутствовал.