Когда восходит тень

Эфира закрыла глаза, и слезы свободно полились по щекам, пока она сжимала в руке письмо отца. Впервые она поняла, почему родители боялись ее. Они страшились только того, что ее сила на них навлечет. У них вызывало отвращение только напоминание о выборе, который им пришлось сделать, – довериться человеку, который называл себя целителем.

Но с этим пониманием пришло и горе, такое глубокое и отчаянное, какое она никогда раньше не испытывала. Ее родители были правы, что боялись. Сила Эфиры привела смерть к их дверям. И эта штука внутри нее, эта тьма – была причиной. Король Некромант. Казалось невозможным, что он все еще жив после стольких столетий – после истории Хадизы о том, как Чаша повернулась против него, а Дочери победили его. Но полнейший ужас в груди говорил, что это правда. Худший злодей в истории мира сделал Эфиру такой – монстром.

Илья вернулся примерно через час и увидел, как Эфира сидит на кровати, читая и перечитывая письмо.

– Ты меня не боишься, – подняла она на него взгляд.

Он задержался на пороге. Возможно, ее слова были не совсем правдой. Но все же он пришел.

– А нужно?

«Да», – сказала темная сущность внутри нее. Все должны ее бояться.

– Ты прочитал письмо. Ты знаешь, что я такое. Кто меня такой сделал.

Он подошел ближе к кровати и сел рядом с ней.

– Я не верю, что кто-то тебя такой сделал. Король Некромант мог дать тебе часть своей силы. Может, большую часть. Но ты ею управляешь.

И смотрите, как она решила ее использовать.

– Дочери Милосердия знали, – произнесла Эфира. – Должно быть, так. Они меня боялись.

– Конечно, боялись, – сказал Илья. – Они потратили свои жизни, пытаясь поддерживать законы. Естественные законы жизни и смерти. Но ты могущественнее, чем они. И ты не следуешь их правилам. Вот что отделяет слабых от могущественных. Обладающие властью создают правила, а слабые им подчиняются.

Эфира не чувствовала себя могущественной в тот момент, но во время встречи с Дочерьми – да. Она так долго жила объедками, убивая, потому что приходилось, и прячась в гнилых уголках мира, потому что боялась. Все началось со страха ее родителей, с чувства вины, которое они взвалили на нее из-за того, что сделали сами.

А теперь у нее ничего не было. Ничего, кроме всей силы мира. Силы встретиться с Дочерьми Милосердия и всеми, кто постарается сказать ей, как пользоваться этой силой. Ее родители, Дочери Милосердия, мир – все они боялись ее, и не потому, что она могла убивать, а потому что ее сила могла нарушать их правила.

Она встала с кровати. Чаша была теплой. Она хотела, чтобы ей воспользовались.

– Что ты делаешь? – спросил Илья.

– Вставай, – сказала Эфира. – Ты мне поможешь.

– В чем именно?

– Найти жертву.

* * *

Дом мужчины стоял на краю города. Эфира нашла его там одного.

Илья сказал, что он был мошенником. Использовал бедных и самых уязвимых, обещая им помощь, а потом обкрадывая.

Эфира прошла через входную дверь.

Мужчина поднял голову.

– Что ты делаешь в моем доме?

– То, что ты делаешь с этими семьями, – начала она, – это мешает тебе спать по ночам?

Он неуверенно шагнул назад.

– О ч-чем ты?

– Я просто хочу узнать, ты хоть раз подумал об обманутых тобой людях. Тех, что лишились всего из-за тебя.

– К-как ты…

– Так я и думала, – сказала Эфира и схватила его за горло.

Чаша горела у ее бедра, спрятанная в складках самодельного плаща. Вытягивать его эшу было легче, чем раньше. И это казалось правильным. Беру больше не было, чтобы заставить ее испытывать вину. И она не испытывала. Эти ублюдки получали именно то, чего заслуживали, и Эфира была рада послужить им наказанием. Это было знакомо.

Это ее предназначение. Бледная Рука была ее судьбой. У нее была сила решать, кому жить, а кому умирать – не согласно законам природы, не нормам правильного и неправильного, но согласно ее выбору.

Ей всегда было суждено быть Бледной Рукой смерти. Пророки это предвидели, или так сказала Беру. А теперь и Эфира.

Мужчина упал на пол, а на коже остался бледный отпечаток руки.

38. Антон

Антону не удавалось проспать всю ночь напролет с тех пор, как они отправились в путь на «Беллроуз». Ему снилось озеро, снова и снова, и каждый раз там был Джуд. Антон полагал, что нужно радоваться, что он хоть во сне видит Джуда. В часы бодрствования они едва встречались.

С ночи того поцелуя между ними повисло напряжение. Антон не мог его понять. Джуд его хотел, это он знал точно – паладин ему сам практически признался, поцеловал в ответ, и Антон видел, что зеленые глаза следили за его перемещениями по комнате. Но каждый раз, когда Антон оказывался слишком близко, глаза Джуда темнели, а губы сжимались. Словно желать Антона – наказание, которое нужно вынести.

Вот так и проходили дни путешествия по речному ущелью между Новогардийскими горами. Антон проводил время, заводя друзей среди команды корабля и насколько возможно избегая стражи, а также пытаясь забыть их пункт назначения. С каждым проходящим днем он начинал все больше тревожиться, и наконец даже стража заметила, что что-то не так.