Когда возвращается радуга. Книга 1

Больше султан ни чём не успел подумать. Потому что, как раз в этот момент, завернув на боковую дорожку в отдалённом уголке гаремного сада, увидел танцующую на поляне рыжую фею из кельтских легенд, точно такую, как на картине в книге сказаний, преподнесённой ему новым другом, так трагично недавно погибшим… Только у этой феи волосы отчего-то были короткие, словно остриженные после болезни или великой скорби. Но как они горели! Словно второе солнце…

Затаив дыхание, султан отступил, не желая выдавать своё присутствие. Ему, ценителю прекрасного, прерывать дивное порхание северной феи показалось в тот момент кощунством. Как же хороша… Лицом — девушка, но тонка, словно ребёнок…

«Сложением, как дитя, но в то же время грациозна, как лёгкая горная козочка…» — словно наяву услышал он приятный баритон маленького галла… и вздрогнул, поняв, кто перед ним. Не сказочное существо, нет, откуда ему взяться в гареме! Ни одна девушка, владеющая хоть толикой магического дара, не смогла бы здесь появиться, будь она сама царица Савская или Клеопатра, ведь доступ магии в Сераль был строжайше запрещён — во избежание покушений и злых козней, и не только в отношении Повелителя. Магические разборки между соперничающими одалисками тоже ничем хорошим не закончились бы…

«Стан её тонок и гибок, ручки и ножки миниатюрны, но сильны, и каждый жест в танце исполнен грации и прелести неизъяснимой…»

Точно, она. Мимолётная возлюбленная франкского посла, о которой он так трогательно просил позаботиться…

«А её чудесная огненная грива…»

Стриженная.

Сами по себе короткие волосы у одалиски — позор, нечто из ряда вон выходящее… Что же с ней стряслось за столь короткое время? Когда она лишилась прелестной гривы, полной солнца? Может, и впрямь переболела чем-то опасным? Но тогда девушку здесь не оставили бы. Или и впрямь она обрезала волосы в знак скорби по погибшему франку?

Но когда успела узнать?

Похоже, не обо всём ему докладывают. И не все.

…А Махмуд неоднократно упирал на то, что Гюнез — единственная рыжая в гареме…

Страшное подозрение закралось в душу султана.

Ему нужно было увидеть глаза танцующей девушки, во что бы то ни стало. Но та, словно замёрзший в подвале котёнок, всё подставляла личико солнцу, блаженно жмурясь…

Ничего. Скоро он разглядит её вблизи. И, похоже, убедится в сплетённом вокруг него заговоре.

Нынче же вечером.

* * *

И снова гарем лихорадило. Перетряхивались наряды, перезванивались украшения, подравнивались и незаметно сурьмились брови, разминались пальчики в предвкушении игры на лютне или свирели… Всё как всегда. Ирис подумала, что, пожалуй, больше не станет оставаться на смотрины: каждый раз одно и то же, становится скучно.

Спохватившись, поискала глазами Кизила.

Вдруг сердце ёкнуло. В толпе суетящихся дев мелькнуло чьё-то знакомое лицо с заострённым подбородком, так смахивающее на крысиную мордочку… Михмир! Служанка опальной фаворитки! Это-то что здесь делает? Держит перед двумя девушками, занятыми макияжем, ларчик с сурьмой и красками, а сама так и зыркает недобрым глазом по сторонам…

Впрочем, ясно, отчего она тут. Простым одалискам, в каких нынче числится Гюнез, прислуга не полагается. Значит, теперь четыре девушки и два евнуха, что потеряли работу при отставке фаворитки, переведены сюда и в соседний гаремный зал. Спущены с небес на землю вместе с госпожой. То-то они… да уж, рады… Судя по кислой физиономии Михмир — вновь прислуживать ни пойми кому было для неё сущим унижением. Ты смотри-ка, у кальф тоже есть заносчивость и гордыня! Радовалась бы лучше, что от такой госпожи-змеи избавилась, так ведь нет…

Однако где же рыжик? Не надо бы котёнышу крутиться под ногами, как бы ничего не вышло…

Да вот он, голубчик, словно почувствовал, что о нём думают, трётся о хозяйскую ногу, даром что Ирис не в любимом им платье с низким подолом, по которому так удобно цепляться и вскарабкиваться на руки, а уже в мальчишеских шароварах… С причитаниями и ласковыми пришёптывниями девушка подхватила своевольного пушистика под пузо и унесла в свою комнату, на второй этаж. И едва-едва успела вернуться через боковой вход, пробраться в любимый угол и спрятаться за колонной, прежде чем парадные двери распахнулись, и в зал, предваряя восшествие Властелина, вступили две шеренги чернокожих евнухов, страшно сверкающих белками глаз и жемчужными кольцами в носах. Алые тюрбаны с перьями редкостной птицы Рух украшали их бритые головы, алые шаровары колыхались в такт шагам, будто огромные языки пламени под головешками; обнажённые торсы лоснились и переливались как чёрный шёлк. Никогда ещё появление Солнцеликого в Серале не обставлялось так пышно.

А сам Хромец предстал перед всеми не как обычно, в богатейших одеждах, а будто только что из боя — в простом кафтане, небрежно перехваченном кушаком, за которым заткнут был простой неброский кинжал в кожаных ножнах. Суровый воин, уставший от боёв, с презрительной усмешкой глянувший на свой праздный цветник… единственным глазом. Второй, как много лет назад, пересекала повязка.

Ирис содрогнулась.