Уж несколько раз видела она султана почти вблизи, и за это время успела с ним как-то… свыкнуться, что ли… Хоть и по-прежнему оставалось недоумение — отчего, на каком основании этот человек с высокими скулами, с монгольским разрезом глаз, небольшой бородкой и острым взглядом, не смягчающимся даже во время обхаживаний одалисками, вправе распоряжаться — не только Ирис и теми, кто собрался под сводами дворцов ТопКапы, но и несколькими державами, собранными под крылом Великой Османии. Что делает его таким могучим? Только ли трон? Но когда-то и трон, и султанский скипетр не спасли её отца от мучительной смерти…
Весь гарем склонился в почтительнейшем поклоне, и разогнулся лишь после того, как Величайший, неспешно пройдя меж прекраснейших пери, занял своё место на излюбленном широком и низком диване и прищёлкнул пальцами, кивнув Марджине на кальян. Лёгкий единый вздох облегчения прокатился по рядам: Повелитель в добром здравии и настроении… Можно начинать.
Три искуснейших музыкантши заняли свои места неподалёку от ложа Солнцеликого. Три искуснейших танцовщицы, целомудренно опустив очи долу, притопнули, зазвенев ножными браслетами, и синхронно вступили в центр зала, творя медленный танец, полный неги и покоя. Все знали, что начинать со страстных представлений султан не любил. Сперва — отдых, любование, а там… в зависимости от того, кого он увидит и изберёт.
Уже привычно приняв мундштук от Марджины, Повелитель небрежно прихлопнул ладонью на место рядом с собой. Взволнованный и разочарованный стон, чуть слышный уху, пронёсся средь рядов девушек. Опять выбрали не их! Но… вечер только начался. Чернокожие гиганты не поджидали у входа, как было бы в случае, намеревайся Хромец в скором времени уйти, а рассредоточились вдоль стен и, по всему видать, приготовились к долгому ожиданию. Султан о чём-то тихо переговаривался с нубийкой, улыбаясь лишь краешками губ, а единственный его глаз тем временем обшаривал пёструю толпу девушек, которые, как и полагалось в такие вечера, после приветствия султана пристроились, кто где мог, но, по возможности, неподалёку. Иногда бывало и так, что Повелитель не избирал себе девушку, а просто заходил на них полюбоваться: ему доставляло эстетическое удовольствие наблюдать за ними, не склонёнными в поклонах, а щебечущими друг с другом, угощающимися сластями и шербетом, играющими в шахматы или нарды… Свободными, как птички в саду. Зная об этом чудном его обыкновении, девицы уже научились изображать настоящих дам, занятых досужими разговорами и развлечениями. Но, как и при дворе любого европейского монарха, держали ушки на макушке, и готовы были в любой момент примчаться на зов Повелителя — угодить, или на жалобы соперницы — позлорадствовать.
Ирис, давно уже заскучавшая в своём уголке, давно уже хотела уйти, но не смела пошевелиться, опасаясь привлечь к себе внимания. Обычно султан даже не смотрел в её сторону, занятый теми, кто находился к нему ближе всего; но сегодня он время от времени бросал испытующие взоры по сторонам, будто кого-то разыскивая. И уже пару раз девушке приходилось поспешно укрываться за колонной от его пронизывающего взгляда. Хоть принять её за одалиску в нынешнем «маскарадном» костюме было невозможно, но бережёного Бог бережёт.
И всё прошло бы гладко, без происшествий, и, может, повелитель протянул бы, наконец, заветный платок Марджине, если бы вдруг не случилось ужасное.
С верхней галереи послышался отчаянный кошачий мяв. И полетел, брошенный чьей-то злой и сильной рукой Кизил, отчаянно барахтающийся и извивающийся в полёте. Самое страшное, что полёт этот неминуемо должен был закончиться у самых ног султана, если только не на голове… Молниями взмахнули ятаганы в руках арапов, желающих не допустить этакого позора, ахнули девушки, зажимая рты, чтобы не завизжать при Повелителе… Взметнулась в прыжке чёрной пантерой Марджина, принимая на себя вес пушистого тельца и все шестнадцать когтей, заскрежетавших по тяжёлым кольцам литых браслетов, ничуть не легче свинцовых, которыми когда-то мучили Кекем…
Повелитель вскочил на ноги молниеносно.
— Кто? — спросил коротко и страшно.
А Ирис, позабыв обо всём на свете, уже неслась со всех ног к своему рыжему малышу… когда её жёстко перехватили в четыре чёрных руки, встряхнули как следует и швырнули ниц, прямо под ноги султану.
От резкого движения вперёд мальчишеский тюрбанчик, ничем не закреплённый, свалился с коротко стриженной рыжекудрой головы.
— Стоять, — успел рыкнуть Хромец, останавливая ятаганы. И жестом велел чернокожим податься назад. — Поднять. Быстро и с уважением.
Уж безусловно, он узнал эту солнечную головку. Странно только было увидеть её здесь, вблизи, а саму фею — в простеньком кафтанчике посыльного… Но именно для этого он сюда и явился — во всём разобраться.