Откинув меха, девушка бегло оглядела себя, поправила платье. Хорошо, что, избегая франкской моды, она не носит жёстких корсетов, иначе сейчас болели бы все рёбра… Нашарила на полу сапожки. Куда-то запропастился бархатный берет, а появляться на людях с непокрытой головой считалось неприличным и на Западе, и на Востоке, поэтому Ирис стянула с талии шаль, которой, по домашней привычке, подпоясываясь вместо кушака, и повязала на голову, вроде простенького тюрбана, оставив рыжие пряди распущенными. Искать в темноте рассыпавшиеся во время сна шпильки и гребень не представлялось возможным.
Она осторожно тронула дверцу кареты. Снаружи тотчас поднялся знакомый силуэт.
— Госпожа?
Разумеется, нубиец спал неподалёку, вполуха и вполглаза.
— Доброе утро, Али, — шепнула она. — Как там тот юноша… Франсуа, ты не знаешь?
— Брат Тук вправил ему два позвонка, а потом втёр получившийся бальзам, — сразу и по делу сообщил телохранитель. — Через час тот смог пошевелить пальцами ног, ещё через полчаса — ступнями. За это время настоялся отвар из цветов Сон-травы, им его и напоили. Должен проспать до полудня.
Ирис подавила искушение захлопать в ладоши. Только кивнула:
— Правильно.
Выскользнула из кареты, угодив прямо в сильные руки охранника.
— Как ты, госпожа? — спросил тот обеспокоенно.
— Ой, хорошо…
Вокруг дремал лес, шелестя макушками деревьев, потрескивал под лапами непуганного мелкого зверья валежник, попискивала мышь… Из-под навесов доносился приглушённый храп — рейтары отдыхали, лишь у костра, время от времени поправляя огонь, хлопотал ранний птах — тот самый, что вырезал для неё из полена пестик. Сейчас он устанавливал по обеим сторонам от огня рогатины; неподалёку, поблёскивая в лунном свете, поджидали своей очереди железный прут и большой котёл, уже наполненный водой.
Да по окоёму поляны по всем четырём сторонам света бдели часовые. В темноте терялись очертания фигур, но на металле — шлемах, оружии, пряжках перевязей — выдавая хозяев, тоже плясали блики.
— Али, пойдём, проводишь меня… — шепнула Ирис.
А куда деваться, если зов природы ничем не перебить?
Чрезмерных стеснений при нубийце она не испытывала. Он был для неё
Поэтому даже при сопровождении хозяйки по особо деликатным делам он не отступал от своих правил.
Так и сейчас: телохранитель проводил её за ближайшие кустики и ушёл не раньше, чем хозяйка проверила своим особым чутьём, всё ли спокойно вокруг, и доложила, что иных людей, да и крупных животных поблизости не ощущает. Но, даже управившись со своими делишками, Ирис не ломанулась через кусты наугад, разыскивая охранника, а шёпотом позвала его, и несколько секунд спустя он был рядом. Как всегда, настороженный, как пёс, бесшумный, как тень, сильный, как леопард.
— …Госпожа, — произнёс уже на подходе к лагерю. — Мне нет прощения. Я опоздал прикрыть вас собой. Я заслуживаю наказания.
Ирис помолчала. Он отвёл от её лица гибкую ветку, пропустил вперёд. Вновь нагнал.
На поляне появились первые любители ранних подъёмов. Разминались, вполголоса переговаривались… Девушка замедлила шаг. Остановилась.
— Послушай, Али, — отозвалась негромко. — Не вини ни себя, ни Фриду.
— Эта глупая курица… — сквозь зубы процедил нубиец, но хозяйка перебила его:
— Эта перепуганная девушка впервые увидела смерть, и боялась погибнуть. Она не воин, как ты, и не лекарь, как я, ей просто было страшно. Есть моменты, когда человек не отвечает за свои действия. Вот сравни: сейчас я не постеснялась попросить себя проводить, а потом смирно дожидалась твоего прихода, так? Почему я это сделала?
— Потому, что это правильно, — не задумываясь, ответил Али. — Разумно.
— Так и есть. Но отчего я знаю, что это разумно?
— Хм. Должно быть… — Нубиец помедлил. — Оттого, что у нас давно всё обговорено, кто как себя ведёт. И не только в момент опасности.
— Вот!
Ирис наставительно приподняла указательный пальчик.
— Вот оно, Али! Вспомни, ты сам больше года наставлял меня, как правильно вести на улице, в гостях, в поездке. Но разве ты учил чему-нибудь эту девочку? Разве сказал хоть раз, что нельзя бросаться тебе на шею и перекрывать обзор, и что руки у тебя всегда должны быть свободны, потому что ты-то несвободен от работы, даже когда спишь?
Али упрямо набычился.
— Я говорил. Что она не должна проходить впереди госпожи. Что должна вместе с тобой выходить из кареты только, когда я проверю безопасность. Много чего говорил. Она только глупо хихикала.
Ирис потёрла переносицу.