Когда возвращается радуга. Книга 3

Его голос потонул в целой какофонии звуков, обрушившихся на Назара.

***

Уже разошлись по домам усталые хлопотуньи-служанки, довольные и щедрой наградой, и угощением; уже Али проверил на прочность магический барьер, невидимый глазу, плотным кольцом опоясывающий дом и сад; и в ясном небе всплыл месяц, жёлтый, как обрезок сыра, а цикады завели нестройную многоголосую песню, обещая грядущий тёплый день; и взбивались подушки и перины, обещая сладостные сны и негу на новом месте, и углы спальни окуривались жасмином и амброй, дабы навеять любимый хозяйкин аромат… когда деликатно, но настойчиво застучало под чьей-то рукой одно из медных, начищенных до блеска колец на входных дверях.

Ночные гости?

Ирис несказанно удивилась.

Но, поскольку, за собственной защитой, которую она чувствовала и могла усилить в любую минуту, можно было не страшиться нападений, то попросила Али глянуть, кто это там пришёл в неурочное время. Даже ей, не слишком сведущей в столичных обычаях, показалось, что слишком уж поздний час для визитов. Но вот нубиец вернулся — и почтительно доложил, что прибыла её подруга, маркиза де Клематис, и не одна, а в сопровождении герцога Эстрейского-старшего. Впрочем, господин Арман, убедившись, что его спутницу встретили, как полагается, сослался на назначенную ему важную встречу и откланялся, пообещав навестить хозяйку на следующий день.

— Аннет! — радостно вскрикнула Ирис, обнимая подругу. Но тотчас отстранилась в недоумении. Несмотря на тёплую июньскую ночь, молодая женщина куталась в меховую накидку. И не оттого, что её знобило, нет! Пушистый холодный мех сверкал капельками подтаявшего инея. Да и руки подруги оказались ледяными.

— Перчатки забыла, — виновато пробормотала Аннет. — Кто ж знал… Арман предупредил, что в полёте будет холодно, а я вот… не сообразила.

Ирис округлила глаза.

Не очень-то она верила слухам о второй ипостаси Старого Герцога, но… волей-неволей пришлось поверить.

— Вы прилетели вместе? — восторженно уточнила. — О-о! Расскажи! Нет, постой… Мэгги, готовь немедленно горячий чай, нашей гостье надо согреться! Сейчас, Аннет, мы разожжём камин…

Домашнее волшебство, установленное ею заранее, повинуясь щелчку пальцев, объяло пламенем заготовленные в каминном проёме дрова.

— Садись же ближе, — Ирис подтянула кресло к разгорающемуся огню. — Я так тебе рада! Но почему ты здесь? Случилось что-нибудь?

Аннет с наслаждением плюхнулась в кресло, обложенное подушками, усмехнулась краешком рта. Протянула озябшие руки к огню.

— Надоело сидеть в клетке. Решила: хватит. Пора ехать домой и приниматься за дела, там без меня Хью и Джон с ног сбились. Да вот напоследок загорелось тебя навестить, посмотреть, как ты тут устроилась, да рассказать кое-что — так, о нашем, о женском…

Она помолчала. Дождалась, когда Мэгги наскоро накроет на стол — благо, чайник с кипятком у хлопотливой ирландки, пристрастившейся к травяным чаям, был всегда наготове. Сомкнула ладони вокруг горячей пиалы, помедлила. Обвела взглядом уютную гостиную.

К бледным щекам её постепенно возвращался румянец.

— Хорошо у тебя, мило… Настоящий дом. Ты и впрямь волшебница: только заселилась — а уже всё обжитое, будто с младенчества… У меня долго такого не было. Постоялый двор так и не стал мне домом — трактир он и есть трактир, одно слово — проходной двор. А Шато-Клер пришлось долго приводить в порядок, по комнатушкам, по кусочкам, но уж в него я вложила не только деньги… Хорошо у тебя.

— Энн… Я счастлива, что ты здесь. Но я же вижу — у тебя сердце не на месте. Ты ведь сбежала тайком, да? Иначе чинно-мирно приехала бы в карете, как знатная госпожа, и белым днём… Давай, рассказывай.

— Ну, что с тобой поделать…

Маркиза со вздохом осушила пиалу, сбросила, наконец, меховую накидку и отстегнула пелерину с платья.

— Теперь жарко… Слушай же. Ты так восторгалась Генрихом, и всё не верила, когда я тебе говорила, что король — не мужчина. — Она смешалась. — Я хотела сказать — в первую очередь он государь, а потом уже рыцарь, кавалер, и прочая, и прочая. Это — люди особого вида, они и на мир, и на остальных смотрят по другому. Не сказать, что плохо, просто иначе. Для страны это, может, и хорошо, а вот для нас с тобой…

Ирис переполошилась.

— Он тебя оскорбил? Унизил?

— Ах, нет… Почти нет, если не считать унижением разговоры о предстоящей женитьбе на Бриттании и этой рыжей Бесс… Но с этим я как-то смирилась, и знаю, как жить дальше. Речь сейчас не обо мне.

И вот, собравшись с духом, Аннет выложила подруге все подробности разговора в Лабиринте подслушанного ими со Старым Герцогом.

— Я подумала: ты должна это знать, — добавила после паузы. — Плохо ощущать себя куклой, за которую всё решают. Бывает, что женщине иной раз некуда деваться — тут-то и выходят за того, кого предложили, будь он даже старый, больной и горбатый. Смиряются, и терпят, и живут… Но мы-то с тобой — свободны!

— Вот и матушка Камилла о том же, — пробормотала Ирис и спрятала лицо в ладонях.

Щёки горели, и не из-за тепла камина.