На обратном пути он выпил вторую чашку крепкого кофе, купил воду и сэндвич и снова приступил к обследованию луга: стал изучать первую четверть второй полосы. Он закончил осмотр третьей полосы в час дня, так и не обнаружив ни малейшей растительной аномалии. Возможно, так же, как забыл слово “голубятня”, он теперь упорно не желал находить место, где она стояла, – смотрел, но не видел. Он сел в теньке и пообедал: Фруасси точно осудила бы такую еду, особенно яблоко, насыщенное пестицидами. Он снова подумал о Луизе Шеврие. Позвонил в лабораторию и позвал к телефону Лувена.
– Лувен, я знаю, у тебя работы невпроворот. Это Адамберг.
– Рад тебя слышать. У тебя сейчас что?
– Десять убийств.
– Десять?
– Шесть из них – за последний месяц.
– Ничего об этом не слышал. Хорошо бы быть в курсе.
– Ты уже в курсе. Речь идет о нескольких погибших от яда паука-отшельника.
– Старики на Юге? Это убийства?
– Не распространяйся об этом.
– Почему?
– Потому что никто не поверит, что можно убить при помощи яда паука-отшельника. Могу доказать, что это убийства, только получив анализ ДНК.
– Ты хочешь сказать, что твое начальство ничего не знает о расследовании?
– Не знает.
– Получается, все эти образцы, волосы, ложку ты получил незаконно?
– Незаконно.
– И значит, ты просишь меня незаконно сделать анализ? Который я не смогу вписать в отчет?
– Несколько лет назад ты тайком сделал для себя тест на отцовство в своей лаборатории, чтобы положить конец претензиям одной мамаши, которая добивалась от тебя алиментов, угрожая крупными неприятностями. Оказалось, что отец не ты. Разве это было законно?
– Конечно, незаконно.
– А теперь представь себе, что мое начальство – непреклонная и строптивая мамаша, надо сказать, оно и в самом деле такое. Мне нужно положить конец его претензиям.
– Ладно, но только ради тебя. И потому что мамаша строптивая. Твои образцы были зарегистрированы сегодня утром, я уберу их из базы. Промежуточный результат получишь сегодня вечером. Может, у тебя начнут появляться мысли.
Направляясь на вокзал в Лурде, Адамберг надеялся, что благодаря расторопному Лувену пузырьки улетучатся: их мельтешение стало его раздражать. Ничего не вышло, и ему пришлось насильно разогнать их к моменту прибытия поезда. Он очень ждал Вейренка: исследовать поле оказалось более сложным делом, чем предполагалось, а беседы с лейтенантом обычно ему помогали. На первый взгляд Вейренк говорил довольно банальные вещи, не стоящие внимания, даже глупые, но действие их было коварным: они не давали мыслям Адамберга успокоиться, разрушая под ними фундамент. Либо Вейренк соглашался, особенно когда видел бесперспективность выбранного направления, либо спорил, противоречил, заставляя Адамберга раскладывать мысли на простейшие составляющие, прилагать усилия, чтобы вытащить их наружу. Для этого есть какое-то греческое название.
Лейтенант вышел из вагона, неся в руках огромные чемоданы, а на спине – длинный, заметно возвышавшийся над головой рюкзак.
– Спальня класса люкс, ванная класса люкс, – объяснил он, демонстрируя свою поклажу. – Бар класса люкс, гриль тоже люкс. Я не захватил только прикроватные тумбочки. Какие новости?
– Сегодня вечером у нас будут кое-какие результаты анализов ДНК. Незаконные.
– Как тебе это удалось?
– Сам Лувен этим занимается. Я его только немного подтолкнул.
– Луи, пока Данглар приходит в себя, не надо вместо него пытать меня цитатами. Я от этого устал.
– Это я сам сочинил. Правда, получилось не слишком складно, сказал бы Данглар.
– Он говорит, что все твои сочинения ужасны.
– Что правда, то правда.
Они вместе загрузили в машину чемоданы и рюкзак, тяжелые как камни.
– Ты уверен, что не взял прикроватные тумбочки? – уточнил Адамберг. – И платяные шкафы?
– Уверен.
– Ты обедал?
– В поезде съел бутерброд.
– Я тоже, только под деревом. Скажи, как называется такая манера вести разговор, когда один донимает другого, без конца задавая вопросы, чтобы тот высказал то, что не знает, но на самом деле знает?
– Майевтика.
– А кто эту штуку придумал?
– Сократ.
– Значит, когда ты задаешь мне вопрос за вопросом, ты это со мной и проделываешь?
– Кто знает? – с улыбкой произнес Вейренк.
Адамберг объяснил Вейренку систему поиска “на бреющем полете”, и один стал прочесывать четвертый квадрат, а другой – пятый. В семь часов вечера Адамберг приступил к шестому, а Вейренк – к седьмому. Час спустя Вейренк поднял руку. Он нашел круг. Матиас был прав. Густая трава неправдоподобно зеленого цвета в окружении высокого пырея, чертополоха и крапивы. Мужчины, словно торжествующие мальчишки, схватили друг друга за плечи, обрадовавшись неведомо чему, ведь Вейренк совершенно не хотел раскапывать жилище отшельницы, а Адамберг этого боялся. Комиссар замер, глядя на круг.
– Да, Луи, это здесь. А вот тут, – добавил он, указывая рукой на какую-то точку, – стояла моя мать, когда я сунул нос в окно. Окошко для подаяний. Я сообщу Матиасу и Ретанкур.
– Как распределишь роли?