Когда выходит отшельник

Шагая в ночи, он открыл блокнот и, растерянно пробежав взглядом дурацкие слова, резко захлопнул. Как он решился прочитать это Вейренку? Луи по-сократовски занудил по поводу того, что он не вычеркнул строку “Мартен-Пешра”, хотя это совершеннейший пустяк. И добавил, что слишком много здесь развелось голубей. Что вполне естественно. Эту птицу можно выкинуть на помойку с таким же успехом, как и все остальное. Пузырьки газа, зимородок, голуби и скрип – все эти докучные раздражители начали уходить. Доступ к ним блокировала его легкая необъяснимая досада на Ретанкур. События вчерашнего вечера, когда его слух резанули звуки молнии на палатке, мешали думать. Ежик, летучие мыши, отчаянные призывы лесного голубя, завлекающего подругу – он еще пожелал ему удачи, – слились в единую последовательность, которая крутилась у него в голове, словно закольцованная запись.

Адамберг внезапно остановился посреди тротуара, замерев на месте с блокнотом в руке. Только не шевелиться. К нему что-то подлетело – крошечная снежинка, летучая частичка, протомысль… Он ощутил ее знакомое легкое прикосновение, когда она медленно опускалась к нему. Он знал, что ему нельзя даже шелохнуться, если он хочет, чтобы она ему открылась, иначе ее можно спугнуть.

Иногда ожидание было недолгим. На сей раз оно показалось ему слишком затянувшимся. И вот он, пузырек. Тяжелый, неуклюжий, он двигался неловко и всплывал с большим трудом. Прохожие старались обогнуть этого неподвижного человека, иногда невольно толкали его, но ему было все равно. Ни в коем случае нельзя было смотреть на них, шевелиться, произносить хоть одно слово. Он окаменел и ждал.

Пузырек с шумом взорвался, достигнув поверхности, и Адамберг выронил блокнот. Он подобрал его, нашел ручку и дрожащей рукой записал:

Самец птицы ночью.

Потом перечитал список.

Задыхаясь сильнее, чем после перетаскивания двух сотен ведер воды, он прислонился к дереву и позвонил Вейренку.

– Ты где? – спросил он.

– Ты бежал?

– Нет. Ты где, черт тебя возьми? В “Гарбюре”?

– Дома.

– Луи, приезжай немедленно. Я на углу улиц Сент-Антуан и Пти-Мюск. Тут есть кафе. Приезжай немедленно.

– Может, сам ко мне приедешь? Так натаскался земли, воды, что уже засыпаю.

– Я не могу пошевелиться, Луи.

– Ты ранен?

– Что-то вроде того. Погоди, сейчас прочту название. Кафе “Пти-Мюск”. Бери такси, Луи, и немедленно приезжай.

– Оружие брать?

– Нет, только голову. Поскорее.

К подобным звонкам Адамберга Вейренк относился очень серьезно. Голос, ритм и интонации речи – все было не таким, как обычно. Окончательно проснувшись, он и вправду бегом выскочил из дому и поймал первое попавшееся такси.

Еще издали, от самого входа в кафе, он заметил, что у Адамберга ясный взгляд, вбирающий весь окружающий свет, вместо того чтобы, как обычно, его рассеивать. Он сидел перед чашкой кофе и сэндвичем, но не ел и даже не шевелился. Его блокнот был на столе, руки лежали по обе стороны от него.

– Слушай меня внимательно, – произнес Адамберг, хотя Вейренк еще не успел опуститься на стул. – Слушай внимательно, буду говорить не по порядку. Твоя задача – разобраться в этом и разложить по полочкам. Минувшей ночью, прежде чем заскрипела открывающаяся молния, я лежал у себя в палатке и слушал ночные звуки. Ты понимаешь?

– Пока что да. Позволь, я закажу себе кофе.

– Да. Квакали лягушки, в траве шуршал ветер, в небе – летучие мыши, пыхтел еж, ворковал лесной голубь, настойчиво зовя подружку.

– Понятно.

– Ты ничего не замечаешь?

– Только одно – голубя. Это дикий лесной голубь.

– Этим и объясняется суета пузырьков газа вокруг этого голубя. Ты сказал, их там много.

Адамберг придвинул к себе блокнот и прочитал:

– “Забыл слово “голубятня”. Голубь со связанными лапками или боязнь быть обманутым. Все время воркует”. Вот дерьмо-то, Луи, нужно было читать не просто “голубь”, а “лесной голубь”. Это был лесной голубь.

– А это, как я тебе уже говорил, одно и то же.

– А дальше, Луи, дальше? – проговорил Адамберг, тряся блокнотом. – К чему привязывается этот лесной голубь? Черт побери, Луи! Ты же сам сказал!

– Я?

– Господи, Луи, конечно ты! Это тут написано! Мне пришлось дописывать строчку: “Мартен-Пешра = голубой зимородок. Вопрос закрыт. Или не закрыт”.

– Я тебе сказал, что ты не прочитал бы мне это, если бы вопрос действительно был закрыт.

– А почему он еще не закрыт?

Адамберг на секунду прервался, сделал большой глоток кофе и снова заговорил:

– Устал, – признался он.

– Ты тоже? Все эти ведра с водой.

– Ведра ни при чем. Помолчи, а то из-за тебя я могу запутаться. Вопрос не закрыт, потому что голубой зимородок и лесной голубь. Улавливаешь связь?

– Это названия птиц.

– Не только, еще это двойные названия. Двойные, Луи. Теперь улавливаешь?

– Нет.

– В сообщении Ретанкур было две фразы. Первая: “Все время воркует”.

– Ты мне читал.

– И вторая, связанная с ней. Все связано, Луи. Пузырьки газа танцуют все вместе, держатся за руки, и от этого нельзя отмахнуться. Другая фраза Ретанкур: “Там все скрипит”. За какую руку они держатся, эти фразы?