Когда выходит отшельник

– Прямо сейчас.

– Мы оставили тебе горячего кофе.

– Потом.

Круг был слишком мал для того, чтобы раскапывать его втроем, и мужчины первый час сменяли друг друга: один вгрызался киркой в землю, двое остальных сгребали и оттаскивали ее ведрами. Матиас умел гораздо лучше обращаться с киркой, чем Адамберг и Вейренк, и вскоре распределение ролей изменилось.

– Здесь, – вдруг проговорил Матиас, опустившись на колени и расчищая совком примерно двадцать квадратных сантиметров утоптанной коричневой земли, которая немного отличалась от остальной темной почвы. – Мы добрались до культурного слоя. Какая глубина? Семнадцать сантиметров от поверхности.

– Как ты это определил? – поинтересовался Адамберг.

Матиас озадаченно взглянул на него:

– Ты не замечаешь разницы? Не видишь, что это уже другой слой?

– Нет.

– Не важно. Она по нему ходила.

Они наспех пообедали втроем. Матиас торопился вернуться к раскопкам, Адамберг – встретить Ретанкур на вокзале.

Когда он вернулся, археолог работал киркой, но более осторожно, а Вейренк продолжал оттаскивать землю, оба голые по пояс, обливаясь потом на слишком жарком для июня солнце. Увидев Ретанкур, Матиас застыл с киркой в руках, безвольно опустив ее на землю. Он отметил, что лейтенант, волшебное дерево в лесу Адамберга, примерно одного с ним роста. И что у этой женщины, которая даже голая будет казаться облаченной в доспехи, очень интересное лицо, словно выписанное тонкой кистью. Но, несмотря на губы безупречного рисунка, изящный прямой нос и нежного оттенка голубые глаза, он не мог бы сказать, что она красива или даже просто привлекательна. Он колебался, подозревая, что она способна менять внешность по собственной воле, становиться прекрасной или отталкивающей в зависимости от того, что ей заблагорассудится. Интересно, ее сила – явление физическое или психическое? Порождение мышц или нервов? Ретанкур не поддавалась описанию или анализу.

Он вылез из выемки, вытер ладонь о штаны и пожал ей руку, выдержав ее взгляд.

– Матиас Деламар, – представился он.

– Виолетта Ретанкур. Не останавливайтесь из-за меня, я посмотрю, как вы работаете, и пойму, что мне делать. Комиссар мне сказал, что вы добрались до культурного слоя.

– Вот здесь, – объяснил Матиас, указав на участок земли, теперь уже площадью почти в квадратный метр.

Адамберг напрасно предлагал Ретанкур хлеб, фрукты, кофе: она положила на землю рюкзак, сняла куртку, тут же заняла место в цепочке и стала оттаскивать землю. Скорость работы увеличилась настолько, что к семи часам вечера Матиас уже освободил от грунта всю поверхность культурного слоя, заключенного в кольце из камней старого фундамента голубятни.

– Здесь она жила, – произнес, опершись на рукоять кирки, Матиас, за несколько часов не проронивший ни слова. – Вот там, – он показал на обломки древесины, – доска, на которую она садилась, чтобы хоть отчасти спастись от холода и сырости. Вот тут она ела. Виднеются осколки ее разбитой тарелки. В этой зоне, наименее коричневой, где меньше всего органических остатков, она спала. Остались следы от двух столбов. Значит, она пользовалась преимуществом по сравнению со средневековыми отшельницами, правда, единственным: у нее был гамак, так что она спала не на земле. Вот здесь гора пищевых отходов. Видите, там торчат кости: свиные ребра, куриные крылышки, куски похуже. И даже – наверное, это был рождественский ужин – раковина устрицы. Она была, насколько это возможно, очень организованной и опрятной и себя не запускала. Устроила проход шириной тридцать сантиметров – видите, вот он – от гамака к окошку, через которое ей передавали милостыню. За пять лет она ни разу не оставила на нем ни кусочка отходов.

– Что заставляет вас утверждать, будто окошко было с этой стороны? – спросила Ретанкур.

– Этот проход и этот камень. Она вставала на него, чтобы взять еду. Адамберг, по старым фотографиям голубятни можно было бы установить рост этой женщины. А вон там, где участок земли более светлый и уже становится пыльным и слоистым, было отхожее место, – закончил он.

– Ни за что бы не подумала, – сказала Ретанкур.

– Правда? Все представляют себе тяжелую субстанцию, а все совсем наоборот. Это вещество становится легким, рассыпчатым, и раскапывать его очень удобно. Взгляните.

Матиас сгреб горсть легкого грунта и высыпал его в ладонь Ретанкур. Археолог порой вызывал у Адамберга легкую дрожь: он был настолько сосредоточен на своем деле, что даже не понимал, что преподносит женщине горстку дерьма. Ретанкур раскрошила пальцами кусок грунта. Она была потрясена тем, как Матиас описал жизнь отшельницы, рассказал о ее перемещениях, ее немногочисленных занятиях и даже ее характере: чистоплотности, организованности, упорстве, стараниях не утонуть в своих собственных отходах, оборудовать свое жилище.

– Теперь о зубах, – продолжал он, повернувшись к Адамбергу. – Они точно здесь есть. Я заметил торчащие острия. Края резцов, – уточнил он.

Следующие два часа Матиас монтировал треногу, которую именовал козлами, чтобы установить сито для просеивания грунта.