Когда взрослеют сыновья

— В добрый час, сестра Катурай! — Мама достала из ларя хурджины.

— Пусть дорога будет везучей! А какое дело зовет тебя? — спросила бабушка.

— Если суждено, куплю пуха на подушки, — ответила Катурай.

— Иншааллах! — И бабушка передала ей хурджины.

Когда она ушла, бабушка и мама долго не разговаривали, они все вздыхали да охали, а потом бабушка сказала:

— Если все будет хорошо, осенью продадим бычка, сама поеду в Астрахань за пухом!

— Вабабай, мать! Бычок с кулачок у тебя уже превратился в золото! — Мама зло махнула в мою сторону: — А ты иди за водой!

Я медленно побрела к реке. Боже, что творилось на берегу! Женщины мыли пух, выбивали ковры и паласы. Одни стелили на камнях мокрую шерсть, другие чистили песком саргасы и медные тазы. Аул был похож на театр: на каждом крыльце на веревках были развешаны ковры и разноцветные ватные одеяла. Только на нашем крыльце было пусто, и я горько заплакала от мысли, что никто не придет меня сватать. Кому я нужна без приданого!

Перевод М. Магомедова.

ВОЗМЕЗДИЕ

Рано утром в моей квартире раздался телефонный звонок. Я подняла трубку.

— Извините, пожалуйста, за беспокойство, это Меседу Магомедовна, главный врач онкологической больницы.

На мгновение мое сердце замерло.

— Чем могу быть полезна?

— Даже не знаю, как и объяснить… Видите ли, наша одна больная очень хочет поговорить с вами, плачет и до разговора не соглашается на операцию.

— Она что, моя родственница?

— Нет, она… ваша читательница… Говорит, что вы — автор ее любимых книг… Не могли бы вы навестить ее?

— Конечно, я приеду в любое время…

— Тогда, прошу вас, сегодня в десять.

Меседу Магомедовна встретила меня у ворот больницы. Стройная молодая женщина с грустными черными глазами. Волосы гладко зачесаны и собраны сзади в пучок.

— Извините меня еще раз, но операцию дольше откладывать нельзя, а больная целую неделю рыдает и просит устроить свидание с вами.

— Ее положение серьезно?

— Всегда надеемся на лучший исход, но… сами понимаете… рак… — Она открыла дверь в кабинет. — Садитесь, пожалуйста. Сейчас я приглашу ее. — Меседу Магомедовна нажала на кнопку большого телефона. — Халидову Сахрат из шестой палаты ко мне в кабинет.

Долго ждать не пришлось. В сопровождении молоденькой медсестры в кабинет вошла худая бледная женщина с тонкими, правильными чертами лица. Одной рукой она придерживала на груди халат, и я видела, как дрожали ее длинные бугристые пальцы. Черные ресницы обрамляли синие глаза и бросали легкую тень на лицо.

— Вот к вам пришли, как вы просили, — сказала Меседу Магомедовна.

Женщина прикусила нижнюю губу и опустила голову. Я увидела, что по ее щеке поползла слеза.

— Что вы… Садитесь… — Сердце мое сжалось в комок.

— Оставлю вас вдвоем, поговорите, пойду на обход, — сказала врач и вышла из кабинета.

Женщина все пыталась что-то сказать, но ниже и ниже опускала голову, слезы мешали ей говорить. «Ей лет сорок, не больше, боже мой!» — подумала я.

— Не знаю, с чего и начать, — наконец сдавленно сказала она. — Мне надо вам открыться, я, знаете, виновата в том, что меня постигло такое несчастье. Я чувствую, что не выйду отсюда… — И она зарыдала.

— Зачем самой выносить себе приговор? Вот увидите, все будет хорошо. Но скажите, чем я могу помочь?

— Я хочу, чтобы вы написали обо мне. Людям полезно будет узнать мою историю.

Просьба показалась мне странной.

— Я читала ваши стихи, очень их люблю, поэтому… — Она подняла голову, вытащила из кармана кусок бинта, вытерла глаза и вздохнула. — Человек начинает кое-что понимать, только когда близится его конец. Перед лицом смерти появляется время подумать о том, правильно ли ты жил. Скажите, вы верите в то, что рано или поздно судьба посылает возмездие за содеянное зло?

— Да, верю, — ответила я. — Моя бабушка всегда говорила так: слезы, высеченные тобой из чужого сердца, не падают на землю. Они бродят по свету, пока не вернутся к тебе. Это, конечно, народное поверье, но в нем есть гуманный смысл…

— Вот ко мне уже вернулись, да еще как… — всхлипнула женщина.

Я подошла, одной рукой обняла ее, а другой налила из кувшина воды и подала ей стакан. Она жадно, большими глотками выпила воду и откинулась на спинку стула.

— Сейчас, минутку!.. — Положив тонкую руку на грудь, она несколько раз вздохнула. Круглый упругий подбородок вздрагивал.

«Что-то мучит ее душу не меньше мысли о смертельной болезни», — подумала я.