Когда взрослеют сыновья

И вдруг, к великой радости Башарат и к удивлению тети Асият, тотчас нырнувшей в свою квартиру, за дверью послышалась нетерпеливая возня с замком, который, видно, никак не хотел открываться. И наконец… Всклокоченный парень с помятым, заспанным лицом предстал перед Башарат. Рубашка, тоже мятая, не заправленная в брюки, вздулась от сквозняка.

— Вы что, не слышите? — сказала Башарат. — Сколько к вам можно ходить? Распишитесь, пожалуйста, — и она вручила ему письмо.

— Письмо? — удивился парень. — Да еще заказное? — И он стал вертеть его в руках, рассматривая со всех сторон. При этом нижняя его губа оттопырилась, выражая такое недоумение, что Башарат спросила:

— Камилов Башир Мансурович вы будете?

Парень посмотрел на нее как-то ошарашенно.

— Камилов Башир Мансурович!.. — повторила Башарат.

— Ну да, — он кивнул и насторожился, пропуская ее в комнату.

Башарат прошла сквозь строй пустых бутылок, загромоздивших прихожую. Успела прочитать: «Жигулевское». «О, да у вас тут целый пивной завод». Стол был завален пустыми консервными банками, огрызками сухого хлеба да яичной скорлупой. Башарат вздохнула и осуждающе посмотрела на парня. «Вот сюда…» — виновато пробормотал он, освобождая место для ее книжечки, в которой он должен был расписаться. Башарат заметила, с какой недоверчивостью вертел он в руках конверт, не решаясь его вскрыть. Она решила его подбодрить и сказала:

— Смелее. Я приношу только хорошие вести. Меня даже прозвали «Добрая весть».

— Да? — Парень посмотрел на нее с надеждой и быстро — так бросаются с трамплина в воду — разорвал конверт. На пол упали три десятирублевые ассигнации.

— Ну вот, я же говорила! — радостно воскликнула Башарат и… осеклась.

Лицо парня стало белым, как этот конверт. Опущенная рука дрожала. Затаив дыхание девушка следила за ним. Первый раз в жизни она видела человека, который не радовался полученным деньгам. Наконец он нагнулся, поднял с пола красные бумажки.

…Письма, газеты, журналы, переводы. Из дома в дом, с этажа на этаж. Нетерпеливые звонки. Торопливое щелканье замков. Радостные восклицания… А из головы все не выходили эти десятирублевки. Выросшая в трудовой семье, где каждая копейка доставалась нелегко, и сама привыкшая к труду, Башарат относилась к деньгам с уважением. То, что произошло сегодня, потрясло ее до глубины души. Это была почти половина ее месячной зарплаты. За эти деньги можно было купить платье. На них можно было жить полмесяца. Десять дней она должна вставать с криком петухов и до обеда обходить дома с тяжелой сумкой через плечо, чтобы заработать три десятирублевых бумажки. Так, значит, есть люди, которые пренебрегают деньгами! Но почему? Или это взбалмошные самодуры, дающие волю капризу? Быть может, деньги достаются им слишком легко… может быть, для них существует что-то другое, то, что дороже денег, то, ради чего их можно выбросить, разорвать, а клочья пустить по ветру? Но что же это, самое дорогое: гордость, честь?..

Эти мысли не отпускали ее и дома, когда она сидела за учебниками. Собственно говоря, дом Башарат был не здесь, а далеко в горах. В Махачкале она снимала комнату. Это было очень неудобно, потому что хозяйка на каждом шагу притесняла ее. Вот и сейчас она без стука заглянула в комнату: «Потушите свет. Не вы же за него платите. Если всю ночь расходовать электроэнергию, ваши тридцать рублей на одно электричество уйдут». Об использовании грошовой лампочки в сорок ватт хозяйка всегда говорила «расходовать электроэнергию».

«Иметь хотя бы свой уголок, пусть совсем маленький, — подумала Башарат, чувствуя, как в горле закипают слезы — слезы обиды на всю жизнь. — Ну почему так бывает: одним все — и красота, и любовь, и семья, и дом. А другим…» Она вспомнила свою подругу Багисултан, которая в прошлом году вышла замуж. У жениха — дом новый, с двумя верандами. У Багисултан приданое — от мебели до утюга… Почему ее родители не живут вместе? Почему, встречаясь, они проходят мимо, как чужие. Почему она никогда не видела от них ни ласки, ни тепла. Почему заботилась о ней только бабушка, да и то не такая, как у других, а самая строгая.

Эти невысказанные «почему» мучили ее с детства. Но и сейчас, спустя много лет, она не находила на них ответа. Башарат рано узнала, что такое одиночество. Она жила с бабушкой. С обидой в сердце и со слезами на глазах смотрела она, как ее мать проходила по улице, спеша в Дом культуры, где она работала. Мать всегда торопилась, и потому Башарат не смела подойти к ней.