Когда взрослеют сыновья

И когда Селим, мокрый и взъерошенный, как воробей, но уверенный и сильный, как победитель, тяжело дыша, протянул плачущей девчонке ее платок, сердце у Башарат дернулось ревниво: ну почему это не ее платок? Как бы она была счастлива сейчас!

А на другой день Селим, заболел и со второго урока ушел домой. Он весь пылал, и обеспокоенная учительница даже хотела, чтобы кто-то из ребят проводил его. Но Селим гордо отказался.

Уроки в этот день тянулись для Башарат необыкновенно долго. Еле-еле досидела до последнего звонка. Дома все валилось из рук. Но во что бы то ни стало надо было увидеть Селима, удостовериться, что он живой. Но разве можно девушке прийти в дом молодого человека? Помогло… зерно, которое уже два дня лежало кучкой в углу крыльца. Его надо было очистить от шелухи и пыли, просеять через сито. «Пойду к матери Селима, попрошу сито», — радостно сообразила Башарат. Но едва она открыла их ворота, как ноги ее задрожали, ладони вспотели. Она остановилась, не в силах сделать ни шаги. Но ее уже заметили. Мать Селима уже кричала с крыльца: «Вай, Башарат, поднимайся сюда, Селим будет рад! А я думала — это идет медсестра делать ему укол».

— Я хотела попросить у вас сито, — пробормотала она, поднимаясь на крыльцо.

— Сито у нас все продырявилось. Вот закрыла пока зерно мешковиной, чтобы куры не склевали, — вздохнула мать Селима.

В это время из комнаты вышла врач Жариат.

— У него сильная простуда, — сказала она, — боюсь, как бы не отразилось на легких. Очень хорошо было бы напоить его чаем с малиной.

Башарат, воспользовавшись тем, что на нее никто не обращает внимания, приоткрыла дверь в комнату… Селим в чистой белой рубашке, отутюженной так, словно он собрался на праздник, лежал на тахте. Лицо его пылало. Увидев Башарат, он медленно повернул к ней голову и сказал:

— Вот хорошо, что ты пришла.

«Он сказал: вот хорошо, что ты пришла. Он обрадовался», — и сладкая волна прилила к ее сердцу. В тишине комнаты оно стучало так громко, что его можно было принять за будильник. Казалось, этот стук слышен по всему дому.

— Хорошо, что ты пришла, — опять повторил Селим, — передашь Маржанат эту книгу, — и он достал из-под подушки увесистый том «Молодой гвардии».

«Передашь ей книгу…» — «Так вот почему он обрадовался моему приходу».

Она взяла книгу и молча вышла. В дверях она столкнулась с матерью Селима. «Где же сейчас возьмешь малиновое варенье, — сама с собой разговаривала она, — я сама последнее на днях отдала Ашуре». В ту же минуту Башарат пронзила догадка. Она видела тот малиновый куст в соседнем ауле, куда они с бабушкой недавно ходили смотреть старинный узор на ковре; в одном саду, у самых ворот, просвечивая сквозь их железное кружево, рос куст малины. Ягоды заманчиво алели, просовываясь сквозь прутья ворот.

…Аул Карнада, в котором выросла Башарат, и аул Мечеда, где рос этот куст, были расположены совсем близко друг от друга. Если кто чихнет в Карнаде, «будь здоров» откликнутся в Мечеде.

Кто жил в этом доме, кто хозяин этого сада и малинового куста — Башарат не знала. Уже лиловые сумерки окутали сад, когда девушка подошла к узорным металлическим воротам. Она дернула за ручку раз и другой, но ворота не поддались. Только тогда Башарат заметила, что ни в одном окне не горит свет. Значит, хозяев нет дома. Об этом она как-то не подумала и теперь стояла растерянная, не решаясь уйти и испытывая неловкость оттого, что так долго стоит у чужих ворот. «Они еще не вернулись с поля», — услышала она чей-то голос. Башарат оглянулась и увидела женщину с кувшином за спиной. «Посидите пока у нас», — приветливо предложила женщина. Но Башарат почему-то отказалась и уже хотела было уйти, как взгляд ее снова упал на густые ветки, которые словно протягивали ей свои ягоды, багровые от спелости. Башарат и не знает, как это получилось. Она дождалась, пока женщина скрылась за воротами своего дома, и в каком-то странном оцепенении протянула руку. Но только она надломила ветку и услышала, как та слабо хрустнула, ей показалось, что кто-то следит за ней. Башарат огляделась по сторонам, но на темной улице никого не было. Тогда, решив, что одной ветки, пожалуй, мало, она перемахнула через глинобитную ограду и, присев под кустом, стала обрывать ягоды. У нее не было с собой ни корзинки, ни банки, ни даже пакета, и потому она бросала ягоды прямо в подол своего школьного фартука.

Сад был уютно темен. Малиновый куст доверчиво подставлял ей ветки. И вдруг над самым ухом раздался визгливый крик: «Вот она, попалась наконец-то! Воровка!» Кто-то больно схватил ее за ухо. И сразу все зашевелилось, загомонило, забегало вокруг. И Башарат не успела оглянуться, как очутилась на улице, плотно окруженная толпой женщин.

— Люди, вы только посмотрите, а еще в школе учится!

— И чему только их там учат?

— Вчера оборвала недозревшие абрикосы, позавчера черешню, а теперь и до малины добралась!

— В милицию ее! В тюрьму! В школу, к директору! Чтоб другим неповадно было.

Башарат дрожала как в лихорадке. Она отпустила подол фартука, и ягоды мятой кучкой шлепнулись на землю у ее ног.