Когда закончилась нефть

Через секунду в комнату зашел конвой.

* * *

Пока Урри отсутствовал, в камере произошли некоторые изменения. Связанные с письменным столом. В первый раз он был совершенно пуст, теперь же там появились письменные принадлежности. В специальное гнездо (Урри поначалу его не заметил, вероятно, оно прикрывалось плотной заглушкой) был вставлен карандаш — так, что над поверхностью стола оставалось только остро отточенное жало, которым, при желании, можно было больно уколоть палец, но на более серьезные свершения карандаш не годился. Рядом с карандашом лежал стеклянный планшет, к которому снизу был приклеен лист бумаги. Четыре угла планшета были скреплены с поверхностью стола цепочками так, что его нельзя было поднять над столом более, чем на полдюжины дюймов. Края стеклянного планшета имели овальную форму. Урри не сомневался, что и разбить его нельзя.

Сев за стол, Урри приподнял планшет и посмотрел на листок бумаги. В верхней его части крупными буквами: «Признание». «Как дети», подумал в первую секунду Урри. «Хотя нет», подумал он потом. Надпись на листе вполне укладывалась в формулу «Все, что вы скажете». Стало быть, не такой уж наивной она была. Ради интереса, желая испытать неведомый доселе способ письма (отчасти напоминающий спиритические практики, о которых доводилось читать), Урри поднес планшет к жалу карандаша, несильно надавил и попытался расслабиться и очистить ум, как то рекомендуется делать медиумам. Ничего не случилось.

«Ничего не слу», — вывел Урри, а потом карандаш сломался.

* * *

Если долго качаться в кресле, как известно, начинает кружиться голова. И вообще возникают ощущения, близкие к состоянию несильного опьянения. Мысли от этого приобретают чрезвычайную силу и в то же время легкость. Разглядывая пробковый потолок и прислушиваясь к поскрипыванию шарниров, Урри размышлял о разном. Хотелось есть.

А потом пришел врач.

* * *

— Странно, — начал Урри, приподнимаясь в кресле.

— Сидите, сидите, — сказал врач.

Луч солнца, довольно сильно переместившийся за прошедшее время, попал в зеркальце, укрепленное на лбу врача, и неприятно кольнул глаза.

Урри поморщился.

— Чего же странного? — спросил врач, подойдя к креслу и заложив руки за спину.

— Я как раз думал о врачах, — сказал Урри.

— Вот как? Отчего же?

— Ну как. Сначала я, по понятным причинам, думал о тюремщиках.

— Угу, — врач кивнул и извлек из кармана фонарик.

— Где вы это взяли? — спросил Урри.

— Неважно. Продолжайте.

— Ну а что думать о тюремщиках долго? С ними, в общем, все ясно. У них задача, как у служителей зоопарка, — держать живое существо взаперти и в порядке, демонстрируя его гостям. Вы понимаете, кого я подразумеваю под гостями?

— Думаю, что вполне. Откиньте голову.

Урри повиновался. Пальцами левой руки врач раздвинул кожу вокруг правого глаза Урри.

— Продолжайте, я внимательно слушаю.

— Что значит взаперти, вполне понятно. Держать же в порядке значит, как минимум, кормить. А меня до сих пор не кормили…

— Я распоряжусь, — сказал врач и направил луч света на глазное дно Урри.

— Черт. — Урри дернулся.

Врач выключил фонарик и выпрямился.

— А второй глаз?

— Так при чем тут врач?

— Кроме того, чтобы кормить, нужно еще заботиться о здоровье того, кто находится в клетке. Вот тут и нужен ветеринар в зоопарке и врач в тюрьме. Не знаю, какие мысли родились бы в моей голове дальше, но тут появились вы. Почему-то без охраны.

— А вы полагаете себя опасным?

— Я — нет. Но те, кто запер меня в камеру с пробковыми стенами, совершенно точно полагают. Вы же, как ни крути, из их числа.

— Ну-ну. Я ваш друг.

Урри улыбнулся:

— Послушайте, это же мелко. Пусть придет главный и поговорит со мной по душам. Как с равным. Я не собираюсь дожидаться, пока мне под ногти будут загонять иголки. Если только из любопытства.

— Вы любите боль?

Урри задумался. Ему вспомнились первые секунды в камере.

— Иногда, когда она вызывает печаль. Но иголки под ногтями — это боль иного рода. Она прогоняет печаль, она чересчур эгоистична. А я ненавижу эгоизм. От него все беды.

— Замечательно. Похвальная откровенность. Думаю, работа наша с вами будет вполне продуктивной.

— Неужели вы и «Идеальный допрос» успели прочитать? Он даже не опубликован.

Врач ничего не ответил. Вместо этого он прошел к дивану, сел, вытащил из кармана сигареты и зажигалку, закурил.

— Невероятно! — воскликнул Урри. Качалка была строго ориентирована шарнирами, повернуть ее было нельзя, поэтому, чтобы наблюдать за врачом, Урри пришлось повернуться на бок, подогнув под себя ноги. Поза получилась неудобная, откровенно женская — но вариантов не было. Для удобства Урри положил под голову локоть.

— Что? — спросил врач, глядя в сторону. Казалось, он думает о чем-то своем.

— Вы ради меня и зажигалку добыли?

Врач захохотал.

— Зарплата у меня невелика, конечно. Бюджетник. Но зажигалку, представьте, могу себе позволить.

— Шутите, — сказал Урри. Отчего-то ему снова стало печально. — Сейчас, наверное, скажете, что намереваетесь помогать мне, а не вредить?

— Не собираюсь. — Врач посмотрел Урри в глаза. — Вы человек образованный, клятву Гиппократа читали наверняка.