Когда закончится война (СИ)

Я встаю вслед за ним, но тут же снова чуть не падаю обратно в куст. Моя штанина зацепилась за какую-то ветку. Пытаюсь освободиться, но в итоге своих стараний просто-напросто оставляю на кусте изрядный клочок джинс.

Злюсь на себя, и уже было открываю рот, чтобы обругать этот треклятый куст, но вдруг натыкаюсь на взгляд Тихона. Он смотрит на меня с ясно читающимся недовольством на лице. Понимаю, что и так наделала много шума, и поэтому ограничиваюсь лишь вопросом:

— Кто это?

Тихон кидает полный ненависти взгляд на его дом и отвечает:

— Это Генка, тот еще проходимец.

Тихон поправляет на плече сумку, внимательно вглядываясь в ту сторону, в которую уехал немец.

— А я сразу поняла, что он мерзавец. У него на роже это написано, — зачем-то говорю я, стряхивая с волос мокрые капли.

Тихон оборачивается и смотрит на меня с одобрением.

— Его отец от войны отмазал, — вполголоса рассказывает мне Тихон, когда мы проходим мимо этого дома. — Нет, вообще-то, на фронт он уходил, но и недели не прошло, как он вернулся. У нас в Листеневке бабы говорили, что у него контузия. Да бабам лишь бы языком потрепать.

— А я с ними согласна, — перебиваю я Тихона. — Он по жизни, видать, хорошо контуженный. С рождения.

Тихон усмехается, глядя на меня сверху вниз, и продолжает:

— А папаша его — предатель последний. Своего товарища в плен фашистам сдал, угробил друга. А сам вскоре к фашистам переметнулся. И сын весь в него пошел.

Тихон по своей привычке фыркает, но молчит.

Проходим мимо Генкиного дома и сворачиваем на тропинку в лес, срезая путь до реки. И уж вот тут появляются самые разные звуки. Сразу чувствуется бурно кипящая лесная жизнь. Где-то надо мной раздаются голоса птиц. И вокруг слышится какой-то шорох и треск.

Вдыхаю в грудь воздух и чувствую аромат каких-то трав. Лес, кстати, смешанный. А дышится так легко, как в сосновом.

— А я ведь тоже на фронте был, — неожиданно говорит Тихон. — Я себе год приписал — и в добровольцы. Но меня отцов комбат узнал и домой отправил. Я же тайком туда сбежал. Тогда я в лес к партизанам ушел. Они место для лагеря искали, а я эти леса как свои пять пальцев знаю, — Тихон улыбается, наверно, вспомнив что-то хорошее.

Поймав мой недоверчивый взгляд, мальчишка смеется и поясняет:

— У меня отец заядлый охотник. Все леса эти вдоль и поперек исходил. Ну, и я с ним заодно.

Вижу, как у него между бровей появилась складка. Тихон идет молча, засунув руки в карманы. На плече у него болтается пустая сумка.

— А что этот немец здесь делал? — задаю я интересующий меня вопрос.

Тихон вздрагивает от звука моего голоса. Смотрит на меня пару секунд, словно не может собраться с мыслями. Наконец, говорит:

— Так их тут сейчас много. По домам ходят, собирают себе еду в запасы.

Последнее предложение он произносит с плохо скрываемой ненавистью. Да он и не пытается ее скрыть.

— Раньше главным был другой. Такой маленький и толстый. Лысый почти совсем. А этого я вообще первый раз вижу. Ты знаешь, Верка того, толстого, боялась до ужаса. А он, Германом его звали, был жуткий тупица. Ему скажешь, что поживиться ему нечем, он расстроится, но уйдет. А этот… Ох, чувствую, непростой человек. Ты глаза его видела?

Киваю, не понимая, к чему он клонит.

— По глазам сразу видно, что от человека ожидать, — поясняет мальчишка. — Вот этого как раз и не обманешь…

— А Вера — твоя сестра?

Тихон кивает.

— А Лиля?

— Тетка, — лаконично отвечает Тихон. — Сестра отца. А девочка та маленькая, Любка, ее дочь. Нам с Веркой двоюродная.

Внимательно всматриваюсь в его лицо и наконец-то понимаю, кого он мне так напоминал. Того военного с фото. По всему выходит, что это его отец.

Мы выходим из леса и спускаемся к реке. Тихон снимает с плеча сумку и кладет ее на землю. Задирает штанины и заходит в воду. Я только сейчас замечаю, что он босиком.

— Что ты делаешь? — интересуюсь я, глядя, как он ходит и что-то высматривает в воде.

— Вчера был дождь, вода в реке поднялась, — объясняет мне мальчишка, не спуская с воды внимательного взгляда. — А у меня тут сети стоят…

Киваю головой, делая вид, что мне все понятно. Наверно, он так и останется для меня человеком, объяснения которого я понять не в состоянии.

— А мне что делать? — спрашиваю я, переминаясь с ноги на ногу.

— Стой на берегу.

Послушно стою, облокотившись о ствол дерева, и наблюдаю за Тихоном. Он долго всматривается в воду, после чего резко опускает руку и за хвост вытаскивает из реки большую рыбину.

— Лови! — кричит он мне и кидает рыбу прямо в меня.

От неожиданности отскакиваю, наблюдая за тем, как рыба бьет хвостом по суше, пытаясь отползти обратно к воде.

— Клади ее в авоську, что стоишь? — ворчит мальчишка, с иронией наблюдая за мной. — Чего, никогда живую рыбу не видела?

— Такую большую — нет, — честно отвечаю я, подходя к рыбе и хватая ее за чешуйчатый склизкий хвост. — Только свежемороженую. Да и то в супермаркетах. Она там, знаешь ли, хвостом не лупит, а спокойно себе в контейнере лежит…

Тихон фыркает и отворачивается от меня, продолжая ходить по колено в воде.