Когда закончится война (СИ)

Дома меня ждал удар. Стоило мне только войти в комнату и увидеть Лилю, как я понял, что случилось что-то поистине ужасное.

— Что? — только и смог вымолвить я, опускаясь на стул в углу и глядя на тетку круглыми от ужаса глазами.

Та молча встала, подойдя ко мне почти вплотную, протянула треугольный, чуть пожелтевший, конверт. Упала рядом на стул, прижавшись плечом к стене.

Негнущимися от страха пальцами разворачиваю аккуратный треугольник. Несколько секунд тупо смотрю на извещение перед собой, пытаясь вникнуть в написанные строки.

Никак не могу понять, что же все-таки произошло. А вот Лиля уже поняла. Сидит и смотрит в стену, даже не плачет. И глаза сухие, но воспаленные. А внутри зрачка нездоровый блеск, как будто от лихорадки.

Снова опускаю взгляд на страшное письмо в своих руках. Все тут: и печать, и подпись. Перечитываю имя отца и вдруг замечаю к тому же приписанное в уголке ровным почерком имя матери. Осознание произошедшего захватывает меня с головой. То, во что я упорно не хотел верить, все-таки произошло.

Открываю рот, чтобы что-то сказать, но тут же снова закрываю его. Не могу подобрать слов. Да тут, собственно, и говорить не о чем.

Вскакиваю с места, сжимая извещение в кулаке, и стремительно выбегаю из дома. Лицу стало отчего-то жарко, а особенно жарко глазам. Распахиваю входную дверь, напугав при этом сестру, и сбегаю по ступенькам.

Краем глаза ловлю испуганный Веркин взгляд. В голове проносится невольная мысль. Как же хорошо, что сестра еще не умеет читать!

Пытаясь сдерживать себя, твердым шагом приближаюсь к крайнему Генкиному дому. Сейчас больше всего на свете мне хочется схватить его за горло и сдавить пальцы покрепче. Ведь именно из-за таких, как он, погибают люди. Во мне все буквально клокочет от бессильной ярости.

Взбегаю по ступенькам и со всей силы барабаню кулаками в его дверь. А потом и ногами. Сначала мне кажется, что его нет дома, а, даже если он там, то все равно не откроет. Боится. Генка вечно чего-то боится, вот и стал предателем, лишь бы сохранить свою жалкую шкуру.

Но я ошибся. Передо мной распахивается дверь. И на пороге я вижу его собственной персоной. Стоит, сложив руки на груди, и смотрит на меня, как на пустое место: безразлично и пренебрежительно. Это еще больше выводит меня из себя.

— Что-то потерял? — нагло спрашивает он.

Вместо ответа замахиваюсь и со всей силы бью его кулаком в челюсть. Генка такого точно не ожидал, потому что тут же пошатнулся и почти сполз по стене на пол.

— Ты… Ты совсем рехнулся?

Опускаю голову и натыкаюсь взглядом на этого жалкого человека, которого когда-то считал своим другом.

— Как же ты смог предать Родину? И ни разу ни подумал? — вот все, что я смог из себя выдавить.

— Ты о чем?

Вспыхиваю от ярости.

— Убил бы тебя на месте! — рычу я, не спуская с рыжего взгляд. — Да только не хочу уподобляться таким, как ты!

Генка осторожно поднимается и отступает на несколько шагов назад.

— Не, ну ты вконец сумасшедший. А я еще помочь тебе хотел. Я же договориться могу, чтобы тебя не трогали…

Наверно, мое лицо в этот момент сделалось совершенно жутким. Рыжий затих и со страхом теперь вглядывается в мои глаза.

Около минуты борюсь с желанием исполнить свое недавнее желание и придушить его на месте, но потом все-таки беру себя в руки.

Подавляю вдох и цежу сквозь зубы:

— Да тебя и без меня уже жизнь наказала. Не ждет тебя впереди ничего хорошего, так и знай!

Разворачиваюсь и ухожу, оставляя за своей спиной и Генкин дом, и самого Генку.

Сколько потрясений за последние несколько дней! Сколько еще впереди?

Ускоряю шаг. А затем и вовсе перехожу на бег. Бегу по сельской дороге и каждый свой шаг будто бы впечатываю в землю. А перед глазами стоит отец. В своей старенькой военной форме, с печальными и серьезными глазами, в которых не было уже тогда привычного блеска. И особенно ярко в сознании — его рука, крепко сжимающая шершавый дорожный рюкзак.

И мать. Она как будто почувствовала, что он не вернется. И ушла вместе с ним.

Зажмуриваю глаза и трясу головой, но отец так и продолжает стоять передо мной. Он стоит и смотрит прямо мне в глаза, а его губы неслышно произносят: «За старшего».

Вбегаю в лес и падаю на траву. Вытягиваю руки перед собой и остаюсь лежать в таком положении. Сейчас, в эту минуту, единственное мое желание — остаться здесь и никогда не возвращаться домой. Все равно он уже другой. Чужой и холодный.

Да уже ничего и не может быть по-прежнему.

В голове гулкая пустота. Не осталось ни чувств, ни мыслей. Но я знаю точно одно: теперь у меня нет права уйти.»

========== Глава 10 ==========

Мы сидим за столом и пьем ромашковый чай. Я сижу на своем любимом месте у окна и вдыхаю аромат сирени, что растет прямо рядом с домом. После той грозы куст распустился еще больше. А ветки такие большие, пышные.

Закрываю глаза и представляю, что я сейчас сижу на крыше в куртке Феликса. Она как раз тогда и пахла бензином и сиренью. Картина, нарисованная моим воображением, показалась мне такой реальной, что я тут же быстро поморгала и для верности помотала головой из стороны в сторону, чтобы стряхнуть наваждение.