Когда закончится война (СИ)

Вспоминаю своего Джима, и сердце сразу сжимается. Джим — мой пес. Как же он меня злил иногда. Особенно когда мама заставляла вставать рано утром лишь для того, чтобы выгулять это наглое животное. А сейчас мне очень хочется его увидеть.

— О чем ты сейчас думаешь? — вдруг спрашивает меня Тихон.

Поворачиваю к нему лицо.

— О доме, — признаюсь я.

Тихон понимающе кивает головой.

— Я тоже часто о своем думаю, — говорит он.

С непониманием смотрю на мальчика. Он сидит, опустив голову, и усиленно делает вид, что смотрит себе под ноги. Но мне отчего-то кажется, что он просто не хочет, чтобы я видела его лицо.

— А твой дом разве не здесь? — удивленно спрашиваю я.

Тихон скашивает глаза в мою сторону. Вздыхает как-то слишком тяжело.

— Конечно, здесь. Я тут родился, — медленно произносит он. — Я имею в виду настоящий дом, где у меня была семья. Мой дом до войны.

Понимающе киваю. Какая же я глупая. Думаю только о своих проблемах. Слава Богу, что все мои родные живы. И, хоть я не могу их сейчас увидеть, я знаю, что с ними все в порядке. Быть может, без меня им будет даже лучше. А вот за все время, проведенное мною тут, я даже ни разу не подумала о том, как тяжело Тихону и Вере. Наверно, я действительно слишком эгоистична.

— Я помню, как мы с родителями ездили в город, — вдруг начинает рассказывать мальчишка. — У Верки был день рождения. Ей три года исполнялось. А мне тогда было двенадцать лет. И мы ездили в Москву. Ты знаешь, столица наша такая красивая! Огней много. Ты по улице идешь, а вокруг все сверкает. И на Красной площади были. Там собор такой большой, весь разноцветный.

— Собор Василия Блаженного, — машинально уточняю я.

Тихон кивает.

Задумываюсь над его словами. Интересно было бы увидеть довоенную Москву. Сравнить с Москвой двадцать первого века.

Неожиданно в голову приходит странная мысль. Сейчас моя Москва кажется мне такой чужой и далекой. Мне даже кажется, что я и жила всегда в Листеневке. А о своей прошлой жизни читала в книжках. А вдруг мне и правда все-все привиделось? И может такое быть, что ни Феликса, ни всего остального, что было у меня раньше, нет? Может быть, Лиля права, и у меня действительно контузия?

Трясу головой, пытаясь скинуть с себя наваждение. Ерунда какая-то. Надо же такое придумать! Если так и дальше дело пойдет, то у меня вполне может случиться раздвоение личности, что не есть хорошо.

— Ты запомни ту Москву, — неожиданно для самой себя говорю я. — Через семьдесят лет скажешь мне, насколько она изменилась.

Мальчишка усмехается и качает головой.

— Ишь ты, куда махнула. Семьдесят лет! Да я столько не проживу.

— Проживешь, — словно маленький упрямый ребенок убеждаю я Тихона.

Прислушиваюсь к лесным звукам. Я в лесу ночью была один раз, да и то с классом, когда в поход ходили. Родители пробовали меня на вылазку вытащить, но жизнь в палатках — это не для меня. Каждый раз я упорно отказывалась. Придумывала различные причины. Например, болит голова или температура. В конце концов, родители плюнули на эту затею и перестали даже думать об этом.

— Я часто думаю, что было бы, если бы не было войны, — прерывает мои воспоминания Тихон.

Размышляю над его фразой. Действительно есть над чем подумать. Если бы не было войны, была бы жизнь такая, какая она есть в моем времени?

— Ты знаешь… Я раньше думал, что война кончится, и все будет хорошо. А совсем недавно я вдруг понял, что война никогда не кончается. Я про другую войну сейчас, — поясняет он, наткнувшись на мой удивленный взгляд. — Война в каждом из нас. Она опаснее, чем та, которая снаружи. Тут хоть знаешь, с кем воюешь и ради чего. А в себе попробуй разберись, что не так.

Замолкаю, задумываясь над его словами. На самом деле, он прав. Иногда люди действительно проигрывают в той войне, которую не видно другим.

— Родители были бы живы, это точно, — глухо раздается справа от меня.

Вздрагиваю и смотрю в лицо Тихону. Он сидит, ссутулившись. Его фигура совсем сгорбилась, отчего мальчишка даже показался мне меньше ростом.

— Знаешь, — начинает говорить мальчишка. — Они познакомились в этом лесу. Мой отец — страстный охотник. А в то время здесь водилась всякая дичь. Охота была запрещена, но папа часто говорил: «Правила созданы для того, чтобы их нарушать, а запреты — для того, чтобы делать то, что запрещено». Да еще в те времена был голод. А отцу надо было прокормить мать и сестру. Вот он и охотился тайком. Идет он однажды этой тропинкой, а навстречу ему девушка. Маленькая, худенькая. С длинной светлой косой. Искала Листеневку как раз. Ее сюда фельдшером отправили работать. Мама была врачом от Бога, так все люди говорили. Она могла мертвого на ноги поставить. Ну да вот. И она как раз у отца дорогу спросила. Вот так и познакомились.

Тихон замолкает и поднимает голову. Смотрит на небо. Немного помолчав, продолжает: