И снова я бреду по лесу, только теперь в обратную сторону. Павел был прав, когда говорил, что раскисать не время. Как бы ни было плохо, я не должен стоять на месте. Тем более, сейчас во мне прямо-таки клокочет такая жгучая ненависть к войне, что я боюсь сгореть заживо от этого чувства. Но именно это чувство поддерживает во мне жизнь. Сейчас мне надо вернуться в Листеневку. Может быть, Катя уже там. А если нет? Что теперь об этом думать?..
Трясу головой, отгоняя от себя страшные мысли и пытаюсь сконцентрироваться на одной-единственной.
Совсем не помню, как добрался до Листеневки. Единственное, что четко отпечаталось в моей памяти — непривычно тихая и безлюдная улица.
Довольно твердым шагом прохожу мимо домов. По пути убеждаюсь в своем предположении: село покинули все до одного жителя.
Воспоминание о произошедших событиях сводит меня с ума. И я решаю поступить так, как поступал всегда в таких случаях: отвлечься от мыслей и действовать на автомате. Будь что будет.
Подхожу к своему дому. Створка окна покачивается от ветра, издавая протяжный, томительный скрип. Неосознанно вздрагиваю и тут же шагаю через порог.
Захожу в комнату с печью и убеждаюсь в том, что в избе никого нет. Мой взгляд всего лишь на мгновение цепляется за одиноко валяющегося Любкиного безухого зайца. Но этого мгновения мне достаточно, чтобы решиться на осуществление задуманного.
Покидаю дом. Иду по селу, стремительно сокращая расстояние до Генкиного жилища. Взбегаю по ступенькам и толкаю входную дверь. Она не заперта. Уверенно шагаю в малюсенький коридорчик и беглым взглядом окидываю помещение. Здесь все поросло грязью. На стене в углу паутина, на полу толстый слой пыли и прочий мусор. Даже пахнет так, как пахнет обычно в заброшенных домах: сыростью и ветхостью. От всего этого унылого вида хочется куда-нибудь спрятаться.
Не теряя времени, прохожу в соседнюю комнату. Все что мне нужно — коробок спичек. Он лежит как раз на прибитой к стене полке. Я так и знал, что найду его здесь. Хватаю спички и выбегаю наружу.
На пороге оборачиваюсь и кидаю последний взгляд на дом бывшего друга. Как-то непривычно думать, что Генка уже никогда сюда не вернется. Несмотря на то, что рыжий при жизни всегда доставлял мне много проблем, теперь, когда он умер, все его подлости уже не кажутся такими уж ужасными. О людях начинаешь думать лучше, только когда они уже умерли. В конце концов, Генка все понял. Только понял он это, когда было уже слишком поздно. Что на него теперь сердиться? Он заплатил за свою ошибку сполна.
Прикрываю за собой дверь и сбегаю по ступеням пустого дома. Припускаю со всех ног. Несусь по улице села, не оборачиваясь и не глядя по сторонам. Должно быть, мое поведение — верх неразумности. Но мне в этот момент все равно.
Подбегаю к крайнему с другой стороны Листеневки дому. Кажется, именно здесь у немцев был штаб, где они хранили все важное, что у них было. Я полагаю, что именно здесь у них находятся все такие нужные им бумаги и документы. Если это действительно так, тем хуже для них и тем лучше для меня.
Да, это та самая изба. Я хорошо запомнил эту стену, пока сидел в ту ночь под окнами, подслушивая разговор Генки с фашистами. Обхожу дом вокруг и нахожу сбоку приличную кучу сена. Ощупываю его пальцами и остаюсь доволен осмотром. Сено сухое. Гореть будет хорошо. Раскладываю его покучнее у самой стены. И без тени колебания чиркаю спичкой.
Искры взлетают вверх. А языки пламени уже вовсю облизывают деревянную стену дома. Я стою чуть поодаль, сжимая в ладони маленький спичечный коробок. Мое лицо горит не хуже, чем немецкое пристанище. А по вискам и шее стекает холодный пот.
Правду говорят, что на огонь можно смотреть вечно. Особенно если в этом огне сгорает твое прошлое. Мне даже кажется, что в этих беснующихся языках пламени я различаю их лица. Я словно вижу в огне и мать, и отца. Всех, кого я любил и потерял.
А потом оцепенение проходит. И среди вялых, полумертвых мыслей проскальзывает одна ясная. Только теперь я осознаю, что вместе с этим домом сгорит и вся Листеневка целиком. Ну и пусть. Все равно сюда уже некому возвращаться.
Вспоминаю свой первый разговор с Катей на следующий день после ее появления. Помню, что она тогда рассказывала что-то про будущее и детский лагерь на этом самом месте. Я тогда спросил у нее, куда же делась Листеневка… А потом сам уничтожил ее.
Мою голову посещает неожиданная мысль: «А, может, мне тоже просто взять и шагнуть в огонь?» Как зачарованный, гляжу на все, что осталось от дома, уже целиком объятого пламенем. Огонь жадно пожирает все, что попадается ему на пути: покосившийся забор, старый сарай, молодые деревья в заросшем палисаднике. Вот он уже и добрался до крыши.»
========== Глава 16 ==========
Замираю и прислушиваюсь. Где-то надо мной хрустнула ветка. Наверно, какая-то птица испугалась и улетела. И потом тишина…
Прислушиваюсь, пытаясь различить в этой давящей на уши тишине хоть какие-нибудь звуки. Но до меня доносятся лишь отголоски далекой перестрелки.