Мама говорит, что я не вижу снов, потому что и сплю-то всего по три часа каждую ночь. Мы с ней даже часто ругаемся по этому поводу, но в этой ожесточенной борьбе между моей совестью и книгами обычно побеждают книги.
Самое интересное, что книги увлекательны лишь тогда, когда от тебя не требуют их прочтения. Я, например, не выношу читать что-то по внеклассному чтению... Но, если книга захватит меня с первых же страниц, я уже не смогу остановиться, пока не узнаю, чем в ней все закончится.
В очередной раз переворачиваюсь на другой бок и подкладываю руки себе под голову. Все книжки остались где-то там, далеко... Но, надо признать, все, что со мной сейчас происходит, кажется еще похлеще какого-нибудь романа. Вернуться бы поскорее...
...И вот, когда я уже вот-вот готова была уснуть, до моего слуха донеслись чьи-то голоса. И этот чей-то далекий разговор вовсе не привлек бы моего внимания, если бы я не услышала смутно-знакомый голос. Напрягаю слух, пытаясь вникнуть в суть разговора. Говорящих двое. Их голоса звучат очень глухо, и я не могу разобрать ни слова.
Приподнимаюсь на локтях и выглядываю за занавеску в окно. На улице темно, хоть глаз выколи. Проселочную дорогу освещает тонкий серп месяца.
А голоса тем временем приближаются. Теперь я понимаю, почему не поняла ничего из этой беседы. Говорящие ведут диалог на немецком.
Спустя какое-то время я вижу этих людей. Их, как я и полагала, двое. Один из них, насколько я могу увидеть в полумраке, в форме. Другой в простой рубахе и штанах. Тот, что в форме, значительно уступает в росте своему спутнику.
Они переговариваются вполголоса. Причем все больше говорит человек без формы. Он будто бы что-то рассказывает другому мужчине. Второй же внимательно слушает собеседника, изредка выпуская изо рта сизый табачный дым. У его губ красным мерцающим огоньком тлеет сигарета.
Они проходят вплотную к моему окну. Непроизвольно дергаюсь, скрываясь за занавеской.
Спутники ненадолго замолкают. А потом один из них снова начинает говорить. И внезапно я понимаю, где уже могла слышать его голос. Возможно, я ошибаюсь, но все его интонации напоминают мне того мужчину, которого я видела всего несколько часов назад в доме бабы Нюты. Но только что он может делать ночью на улице в обществе немца? И, тем более, о чем-то с ним переговариваться? К тому же, насколько я могу судить, говорит он на чистейшем немецком.
Жду, пока голоса почти совсем не стихают вдали. После чего подбираю с пола свою одежду и в спешке натягиваю ее на себя. Затем осторожно залезаю на подоконник и как можно тише открываю оконную раму.
Как тень, бесшумно спрыгиваю наружу и крадучись иду вслед за мужчинами. Держась от них на достаточном расстоянии, продвигаюсь вперед. Стараюсь держаться в тени, и поэтому мне приходится в буквальном смысле вытирать своей спиной стены чужих домов.
К моему изумлению, странные собеседники направляются прямиком к дому бабы Нюты. Я не ошиблась. Они действительно направлялись именно туда. Из своего укрытия я прекрасно вижу, как мужские фигуры поднимаются по ступеням на крыльцо и громко стучат в дверь.
Сначала ничего не происходит. Я наблюдаю за ними из-за широкого куста сирени. Какое-то время они чего-то выжидают. Затем немец со всей силы опускает тяжелый кулак на дверь. Она тут же, как по команде, открывается, и на пороге я вижу бабу Нюту. При холодном лунном свете ее лицо кажется вылепленным из воска. От этого становится жутко, и по спине бегут мурашки.
Мужчины оттесняют старушку и входят в дом. Что же это все значит?
Я не успеваю подумать об этом. Сначала я слышу какую-то громкую возню, доносящуюся изнутри дома, а затем подпрыгиваю на месте от резкого звука. Выстрел. Холодею от ужаса, догадываясь, что только что произошло. А дальше ноги реагируют быстрее, чем мозг. И вот я уже несусь обратно, ломая кусты и царапая кожу о колючие ветки.
Ни жива, ни мертва подбегаю к своему окну. Подтягиваюсь на руках и, перекатившись через подоконник, кубарем влетаю в комнату. Мои руки разжимаются, и я падаю на кровать, больно ударившись головой о подоконник. Не будь под окном кровати, я бы свалилась на пол. Несколько секунд лежу, не шевелясь, и пытаюсь придти в себя. Потом сажусь, потирая ушибленную макушку. Последнее время моей несчастной голове приходится несладко. Поднимаю глаза и от неожиданности подпрыгиваю на кровати. Прямо передо мной стоит, сложив руки на груди, Тихон.
- Ты где была? - интересуется он, хмуря брови.
- В туалете, - нахожусь, что ответить, я.
- Через окно туда ходила? - иронично сощурив глаза, спрашивает Тихон.
- А это что, запрещено? - выпаливаю я, действуя по принципу: лучший способ защиты - нападение. - Ты что сам-то делаешь здесь?
- Зашел проверить, на месте ты или нет, - огрызается мальчишка.
- Проверил? - хмуро осведомляюсь я. - Спокойной ночи.
Тихон кидает на меня злой взгляд и уходит, плотно прикрывая за собой дверь. Я остаюсь одна.
Закрываю окно и задвигаю занавеску. Прямо в одежде залезаю под одеяло и натягиваю его до самого носа. Меня все еще ощутимо потряхивает от ужаса.
Александр Исаевич Воинов , Борис Степанович Житков , Валентин Иванович Толстых , Валентин Толстых , Галина Юрьевна Юхманкова (Лапина) , Эрик Фрэнк Рассел
Публицистика / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Эзотерика, эзотерическая литература / Прочая старинная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Древние книги