Когда закончится война (СИ)

Ускоряю шаг. А затем и вовсе перехожу на бег. Бегу по сельской дороге и каждый свой шаг будто бы впечатываю в землю. А перед глазами стоит отец. В своей старенькой военной форме, с печальными и серьезными глазами, в которых не было уже тогда привычного блеска. И особенно ярко в сознании - его рука, крепко сжимающая шершавый дорожный рюкзак.

И мать. Она как будто почувствовала, что он не вернется. И ушла вместе с ним.

Зажмуриваю глаза и трясу головой, но отец так и продолжает стоять передо мной. Он стоит и смотрит прямо мне в глаза, а его губы неслышно произносят: 'За старшего'.

Вбегаю в лес и падаю на траву. Вытягиваю руки перед собой и остаюсь лежать в таком положении. Сейчас, в эту минуту, единственное мое желание - остаться здесь и никогда не возвращаться домой. Все равно он уже другой. Чужой и холодный.

Да уже ничего и не может быть по-прежнему.

В голове гулкая пустота. Не осталось ни чувств, ни мыслей. Но я знаю точно одно: теперь у меня нет права уйти.'

Десятая глава

Мы сидим за столом и пьем ромашковый чай. Я сижу на своем любимом месте у окна и вдыхаю аромат сирени, что растет прямо рядом с домом. После той грозы куст распустился еще больше. А ветки такие большие, пышные.

Закрываю глаза и представляю, что я сейчас сижу на крыше в куртке Феликса. Она как раз тогда и пахла бензином и сиренью. Картина, нарисованная моим воображением, показалась мне такой реальной, что я тут же быстро поморгала и для верности помотала головой из стороны в сторону, чтобы стряхнуть наваждение.

За столом помимо меня сидят Тихон и Вера. Лиля куда-то ушла. Мы молча жуем хлеб. Я разговаривать не хочу. А Тихон, видимо, на меня обиделся.

Внезапно открывается дверь, и на пороге появляется очень бледная Лиля. Она подходит к нам и садится за стол.

- Верочка, - просит она племянницу. - Бери хлеб и пойди к Любе.

Девочка берет со стола кусочек хлеба и послушно уходит к сестре.

- Что случилось? - встревожено спрашивает Тихон, глядя на тетю.

- Случилось, - кивает та головой и откидывается назад, прижимаясь к стене.

Мальчишка внимательно следит за изменениями на лице тети. Та бледнеет еще больше и растерянно произносит:

- Уж и не знаю, как сказать... Я сейчас пошла к бабе Нюте. Ткань хотела за молоко отдать. Знаю ведь, что у нее нет...

Лиля замолкает. Я тоже начинаю тревожиться. Неужели действительно мои страхи оправдались?.. А вдруг во всем обвинят меня? Хотя, по сути, я, хоть косвенно, но виновата. Чувствую, как мои зубы начинают мелко постукивать друг о друга от волнения. А Лиля все молчит, будто бы подбирая слова. Смотрю ей прямо в лицо и спрашиваю:

- Ну?..

Молодая женщина переводит на меня взгляд.

- Дверь открыта. Захожу. А она на пороге лежит...

До меня очень плохо доходит. С непониманием смотрю на Лилю. Она сидит растерянная. Глаза красные, и коса выбилась из-под платка.

- Так тот выстрел ночью, - вдруг подает голос Тихон. - Значит, это ее фашисты... Да за что же?

Осознание произошедшего, кажется, на какое-то время совсем выводит меня из состояния мыслить. Тихо ахаю и зажимаю рот рукой. Никак не могу поверить в то, что эти проклятые немцы расстреляли немощную старуху.

Память услужливо подкидывает мое вчерашнее приключение. А, может, это и правда я виновата в том, что ее убили? Теперь я уже не сомневаюсь в том, что тот мужчина, встреченный мною в ее доме, и тот, что ночью сопровождал убийцу - один и тот же человек.

- Что-то важное искали, - с потерянным видом поясняет Лиля. - Что-то важное... Твари эти все в доме перерыли. Там все вверх тормашками было! Неужели и правда нашли что-то?..

- Да ничего они там не могли найти. Им только повод для убийства дай, - мрачно говорит Тихон, опуская голову на руки.

Лиля кусает нижнюю губу и со страхом глядит на племянника.

Вспоминаю подслушанный мной вчерашний разговор. Тогда Лиля говорила, что наши партизаны возвращаются в Листеневку. Возвращаются, потому что думают, что здесь безопасно. Только они не знают, что село оккупировано немцами.

Кидаю быстрый взгляд на Тихона. Мне надо все ему рассказать. Фашистов много. Они сытые и крепкие. Полные сил и вдобавок очень злые. А наши партизаны наверняка оголодавшие и раненые. Что с ними сделают? Возьмут в плен? Расстреляют?

Есть уже совсем не хочется. Отставляю в сторону кружку и вылезаю из-за стола. Всего лишь на секунду встречаюсь взглядом с Тихоном. Он еле заметно кивает мне головой в сторону двери. Выхожу вслед за ним.

- Ну а теперь скажи мне, - тихо, но внятно говорит мальчишка, лишь стоит только нам войти ко мне в комнатку. - Где ты была ночью? Только не ври мне.

- Просто услышала шум и захотела посмотреть...

- Как у тебя все просто! - вскипает вдруг мальчишка. - Захотела она!.. Надо, прежде чем что-то захотеть, тысячу раз подумать, стоит ли!..

Тихон садится на кровать и опускает голову на свои руки.

Замолкаю и гляжу на него, не зная, как рассказать ему обо всем.

- Ты знаешь, - шепчу я, присаживаясь рядом с ним. - Я вчера слышала разговор твоей тетки и этой старушки...

Тихон презрительно фыркает, перебивая меня.