В памяти всплывают моменты, проведенные с Феликсом. В основном, мы с ним просто бродили по улицам. Думаю, мог ли Феликс вступиться за меня. Думаю, мог бы. Феликс всегда меня защищал. Хотя, надо признать, в последнее время он очень изменился. Стал таким важным.
Ловлю себя на мысли, что я часто стала сравнивать Феликса и Тихона. А вот и он. Легок на помине. Ставит в угол ведро. Идет ко мне.
- Немцы по улице шастают, - доверительно сообщает он мне. - Могут и сюда зайти.
Киваю, словно китайский божок. Краем глаза наблюдаю за Тихоном. Мальчишка сидит и смотрит на меня. Словно хочет что-то сказать.
- Угу, - говорю я, чтобы лишь бы что-то сказать, а не сидеть, как мумия. - Я слышала.
Тихон сопит. Наконец мне становится не по себе от его пристального взгляда. Оборачиваюсь к нему и говорю:
- Ты что-то хочешь спросить?
Мальчишка смущается. Отрицательно качает головой и отсаживается от меня.
Внезапно я слышу какие-то доносящиеся из сеней звуки. Встаю с места и тревожно вглядываюсь в дверной проем. На пороге тут же возникает фигура фрица. Немец подходит ко мне вплотную и каркает прямо в лицо:
- Ти убивать Август! - желваки на его лице ходят ходуном. Косой глаз нервно дергается.
На меня накатывает волна ледяного ужаса, совсем как в тот раз, когда немцы были здесь.
- Я никого не убивать, - робея от ужаса, промямлила я.
Косой фашист говорит что-то короткое и резкое, обращаясь к своим спутникам. Один из них отделяется от группы и подходит ко мне. Я вздрагиваю и отступаю. Тогда немец хмурится и протягивает ко мне руку.
- Не трогай ее! - раздается громкий голос. Я гляжу за спины солдат и вижу там Тихона.
Фашист тоже его заметил. Он грозно оборачивается и смотрит прямо в лицо мальчишке.
- Что ти сказать? - в гневе восклицает немец.
- Я сказал, чтобы ты ее не трогал. Она никого не убивала.
Гляжу в лицо Тихона. Оно почти спокойное. Его волнение выдают только плотно сжатые губы.
Главный немец долго смотрит на мальчика, но вскоре отвечает. Его голос на удивление звучит спокойно.
- Поступил сведение, что она убить Август.
- Проверьте ваши сведения, - тихо, но внятно говорит Тихон. - Они неверные.
Минуту фриц стоит, не двигаясь. Затем сужает свои и без того маленькие глазки и говорит:
- Я проверить.
Затем выдает по-видимому какую-то команду на немецком. В сопровождении своего конвоя покидает комнату. На пороге он оглядывается и, глядя прямо на меня, добавляет:
- Все равно скоро всем по праву. Когда время придти...
Мы остаемся с Тихоном в комнате одни. Я устало опускаюсь на скамейку и закрываю ладонями лицо.
- Я даже знаю, откуда у него эти сведения, - мрачно цедит Тихон.
Он подходит ко мне. Присаживается рядом, аккуратно трогает за плечо.
- Давай только тетке Лиле не будем рассказывать?
- Конечно, - соглашаюсь я.
- Это Генка их на тебя натравил, - зло шипит Тихон. - Мерзавец!
Внезапно меня осеняет. Я быстро поднимаю голову и начинаю убежденно говорить:
- Это Генка рассказал немцам о партизанах! - выпаливаю я, даже привстав с места. - Больше некому!
- Забудь о партизанах, - неожиданно зло рычит на меня мальчишка. - Это все чушь, слышишь?
От неожиданности падаю обратно на скамейку. Как же можно быть таким упрямым? Неужели он действительно не замечает того, что происходит вокруг?
- Думай, как хочешь, - уже кричу я на него. - А мне зря не веришь.
Внимательно слежу за его реакцией. Тихон приподнимается, но тут же садится обратно. Его глаза превратились в две узкие щелочки.
- Ты просто напридумываешь всякого, - тихо говорит он мне. - И обижаешься, почему тебе не верят.
- Ты просто не хочешь меня слушать, вот и все! - выкрикиваю я, вскакивая на ноги.
- Потому что ты - дура!
Топаю ногой и стремительным шагом покидаю комнату. Влетаю к себе в каморку, стараясь все же потише хлопать дверью. Я знаю, что в соседней комнатке Лиля укачивает свою Любу. С размаха приземляюсь на кровать. Пружины подо мной недовольно скрипнули. Со всей силы опускаю кулак на подушку. Из нее вылетает перышко и обеспокоенно начинает кружить передо мной. Я смотрю на него и вспоминаю утро того рокового дня, когда я точно так же наблюдала за ним. Как же много произошло за эти несколько дней!
Ложусь на постель лицом вниз и закрываю руками голову. Хочется убежать от своих мыслей. Мне надоело бояться. Хочу домой.
Вспоминаю, что, будь я в своем времени, я завтра пошла бы в школу. Теперь и моя школа, и все мои горячо нелюбимые одноклассники кажутся так далеко, что становится не по себе. Недосягаемо далеко. В другом мире.
Переворачиваюсь на спину. Кладу ноги прямо на кровать и складываю руки на груди. Пытаюсь сдуть прилипшую ко лбу прядь.
Понимаю, что скоро окончательно сойду с ума. Если я сейчас не перестану думать обо всем этом, то точно перегреюсь. Надо отвлечься.
Неожиданно для самой себя начинаю декламировать стихи:
Ах, как много на свете кошек!
Нам с тобой их не счесть никогда.
Сердцу снится душистый горошек,
И звенит голубая звезда.
- громко и с выражением начинаю я читать первое пришедшее на ум стихотворение. Я читаю его, лежа на кровати и усиленно размахивая руками. Наверно, именно так ведут себя пациенты психбольниц.
Александр Исаевич Воинов , Борис Степанович Житков , Валентин Иванович Толстых , Валентин Толстых , Галина Юрьевна Юхманкова (Лапина) , Эрик Фрэнк Рассел
Публицистика / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Эзотерика, эзотерическая литература / Прочая старинная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Древние книги