Когда запоет соловей

– Малек! – громогласно позвала королева казначея, и тот, неловко поднявшись со скамьи и наступив на платье сидевшей рядом дамы, торопливо поклонился. – Сегодня же представьте мне отчет о расходовании казенных средств на это изобретение, вплоть до последнего медяка!

– Но, ваше величество, работы еще не закончены! – Бальдо вышел из оцепенения.

– Я разберусь, герцог, будьте покойны, – ядовито процедила королева. – Если вы забыли, так я напомню, что в моей власти не только открывать театры и раздавать милостыню нищим, но и вести казну, следить за содержанием армии и… – она сделала многозначительную паузу, – принимать отставку канцлера и назначать нового!

Голос Элеонор звучал сурово. Каждое слово будто хлестало Бальдо по округлившимся щекам, а последняя фраза вызвала волну перешептываний на помосте – о болезни Ристера знали все.

– Вы этим хотели сражаться на востоке против кочевников? – презрительно спросила королева.

– Но, ваше величество… – Бальдо окончательно овладел собой и повысил голос, пытаясь изменить ситуацию в свою пользу.

– Никаких «но»! – прервала его Элеанор. Инфант внимательно слушал мать, не сводя с нее восторженных глаз. – Хотели, так везите! И пока орудие не проявит себя в деле, пока кочевники не будут разбиты и не перестанут губить моих людей на востоке, вы не получите больше ни единой монеты на новые пушки! Слышали, Бальдо! – королева быстро поднялась и сверху вниз посмотрела на герцога. – Ни единой монеты!

Герцог неторопливо встал и, сверля ненавидящим взглядом Элеанор, медленно склонился в неглубоком поклоне. Та стремительно сошла с помоста, увлекая за собой инфанта. За ней потянулись придворные.

– Дело плохо, – почесал в затылке Осни. – Чувствую, Никлаус, надо нам сматываться, и побыстрее, пока нам не всучили кое-что на дорожку.

Мысль была здравой, но запоздалой. Бальдо, стиравший платком пот, градом катившийся по лицу, приобретшему нездоровый оттенок, уже энергично махал Аллену, призывая к себе. Капитан нехотя подчинился.

Первым, что он услышал от герцога, был поток бранных слов о королеве, ее родственниках и особенно о ее матушке, а также обо всех женщинах мира, включая волшебниц и пресвятых дев.

Офицеры молча ждали, когда Бальдо выплеснет свой гнев. Оружейник стоял рядом с совершенно потерянным видом.

– Она что-то заподозрила, – перешел, наконец, на приличные выражения герцог. – Какая-то крыса на меня донесла. Но почему это надо было так обставлять? Зачем подвергать меня такому унижению? Мало я разве ей служил?!

И тут герцог снова выпустил залп ругательств, от которых даже Осни, большой мастер по части крепких выражений, неловко улыбнулся.

– Аллен, – Бальдо цепко схватил капитана за плечо. – Езжай в Оллетт. Бери с собой эту чертову пушку. И размажь проклятых кочевников по степи так, чтобы их кишки разметало до самой Республики. Королевству нужна артиллерия, и теперь только от тебя зависит, когда мы ее получим. Не знаю, что Элеонор будет искать в бумагах. Еще этот Ристер, чтоб он сдох в мучениях! Где его прошение об отставке? Впрочем, как будто формальность что-то изменит…

Бальдо скривился, словно его пронзила нестерпимая зубная боль, и ударил пухлым кулаком по деревянному сиденью. Покачав головой, он снова повернулся к Аллену и решительно произнес:

– Езжай. Бери хоть весь батальон. Но чтоб через месяц королева получила отчет о твоей победе, в котором ясно будет написано, что именно пушка решила все.

Глава 10. Трегор-дин

Когда до ближайшей остановки осталось не больше одного дня пути, произошло еще одно событие, окончательно раскрывшее мне глаза на истинную сущность дэды и укрепило в желании бежать из труппы.

Все наши выступления, как правило, происходили по одному и тому же сценарию, утвержденному уже много лет назад и все это время остававшемуся без значительных изменений.

Первым делом мы устанавливали шатер. Дело это было трудное, тяжелое, к нему, помимо наших силачей Вознака и Ширу, привлекались все мужчины общины, включая меня.

В это время близнецы и Радули развлекали публику небольшими сценками или кукольным театром. Старая Кови с гадальными картами усаживалась на пестрое лоскутное одеяло в ожидании молоденьких девушек, желающих узнать свое будущее. Нзари выкладывала на продажу рукоделие из шерсти, а фокусник Мирту приглашал парней испытать судьбу игрой в стаканчики, а попросту – переквалифицировался в обычного наперсточника. Даже дурачок Мэ, от которого обычно не дождешься и двух связных слов, пел старые псалмы таким проникновенным и звучным голосом, что публика вместо того, чтобы освистать идиота и закидать его тухлыми яйцами, бросала ему под ноги мелкую монету.