Когда зацветет сакура…

– Береги себя, Нина, помни, дома тебя ждут. Ну а теперь ступай… Сидоров! – позвал он. – Проводи военврача до санчасти артполка.

Из палатки вылез пожилой санитар.

– Есть проводить!

Они оказались в поле. Вдалеке была слышна канонада.

– Это немцы? – спросила Нина санитара.

– Немцы, дочка, немцы…

– А они далеко от Можайска?

– Да как далеко? Близко…

Нина вздохнула. Значит, скоро они будут здесь. Если, конечно, их не остановят. А если не остановят, что тогда? Отсюда ведь до Москвы рукой подать.

Сколько они шли, она не помнит, помнит только, что возле палаточного лагеря, где располагался полк, их остановил часовой. Узнав, что за люди, отпустил.

– Вот мы и пришли, – наконец сказал дядька-санитар. – Давайте, счастливо, а я побег…

Когда он ушел, она отвернула полог палатки и увидела лежащего на досках окровавленного человека, а рядом с ним врача. Услышав, что кто-то вошел, тот быстро обернулся и бросил коротко:

– А, доктор Жакова, наконец-то! Извините, времени у нас нет на разговоры – давайте сразу принимайтесь за работу…

– Что я должна делать? – спросила она.

– Нужно подготовить раненого командира к эвакуации, – сказав это, он тут же принялся осматривать другого бойца.

Нина хотела сказать, что она не готова, что ей нужно собраться с мыслями, изучить обстановку, наконец, что она всего-навсего зубной врач, однако рядом с ней уже стояли два санитара и ждали ее указаний.

Так начались для Жаковой фронтовые будни. Позже, когда немцы подступили вплотную к Москве, Нину перевели в медсанбат стрелковой дивизии, где не хватало хирургов. Шли ожесточенные бои, и раненые все поступали и поступали. Тут уж пришлось забыть обо всем на свете. В том числе о доме и о семье…

Как-то рядом с палаткой разорвалась вражеская бомба. В палатке были раненые. Оперировали сразу на двух столах. Хирург Дудников – на одном, Нина – на другом. Неожиданно она увидела, как Дудников, негромко вскрикнув, повалился на пол. Изо рта тонкой струйкой потекла кровь. Нина бросилась к хирургу и увидела на спине его белого халата темное пятно. Тут же поняла, что осколок пришелся прямо в легкие.

Потребовалась кровь первой группы, а ее не было под руками. И Нина отдала свою…

Ну а что такое фашисты, ей пришлось испытать на своей шкуре. Нину тогда вызвали на командный пункт, чтобы перевязать комдива, раненного во время немецкого артналета. Возвращаться в санбат пришлось через бывшее колхозное поле. Едва она вышла на открытую местность, как появился «мессершмит». «Неужели конец?» – подумала. Нужно было что-то делать – и она побежала. Фашист – следом. Стрелял, пока она не упала. Ей даже показалось, что шасси коснулось ее головы, – так низко пролетел над ней самолет.

Но на этом все не закончилось. Поняв, что женщина жива, он решил поиздеваться над ней. Сделает круг, а затем, включив сирену, мчится прямо на нее – вроде как до смерти хочет напугать. А она лежит, закрыв голову руками, и причитает: «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй…» А когда он ее совсем допек, разозлилась и показала ему кулак. «Мерзавец! Подлец! Да как ты можешь?! Я ведь женщина!» Ее муж никогда в жизни не позволил бы себе такого. Да, в аэроклубе, где он учился до войны, его считали отчаянным хулиганом, который порой выделывал в небе такое!.. Но то был обыкновенный молодой кураж, а здесь совсем иное… Эх, Лешу бы сюда – уж он бы задал этой сволочи сполна! Недаром его считали лучшим летчиком в аэроклубе. Если какая комиссия из центра, тут же звали его, чтобы он показал, чему их там научили. Однажды даже с гауптвахты пришлось срочно забирать – нужно было продемонстрировать высоким гостям все эти «штопоры», «бочки», «мертвые петли», за что, собственно, он и пострадал накануне, принявшись самовольно выделывать в небе всякие фокусы.

Неизвестно, чем бы все кончилось, только вдруг послышался гул канонады: то началось наступление советских войск под Москвой. Немец тут же сделал крутой вираж и улетел. Вот и гадай теперь, что это было: то ли Нинины проклятия дошли до Господа, то ли это было простое совпадение. Однако не важно – главное, она выжила!

А потом было наступление… Когда они шли, на их пути лежали горы вражеских трупов, искореженные орудия, подбитые танки, догорающие немецкие самолеты… И всюду – сожженные немцами деревни. Одни только трубы торчали из развалин да люди вокруг – в лохмотьях, голодные, худые… На всю жизнь она запомнила эту страшную картину. Но тогда шел лишь первый год войны. А впереди было еще много беды…