Когда здесь была Марни

– Они, по-моему, вполне ничего… Лили – та вообще славная. Она жарит картошку ломтиками и мне в постель иногда подает. Этти иногда вредничает. У нее скверный характер, она любит людей пугать.

Марни вылепила из песка навершие для каминной трубы, поставила наверху. И проговорила со вздохом:

– Раньше они были забавными, но теперь все не так. У Этти был дружок, он служил в армии и ей письма писал. Она тогда все время довольная ходила. А потом он, кажется, писать прекратил. Я не уверена, но, по-моему, он Лили вместо нее писать начал… В общем, Этти здорово подурнела и теперь сердится без конца. Они с Лили даже подрались разок в кухне. Нэн спустилась туда, смотрит, обе в слезах и Лили жалуется, что Этти ей волосы выдрала, а Этти – что Лили у нее дружка увела. Жуть, короче!

Она посмотрела на Анну, округлила глаза. Опять взялась за лопатку.

– А дальше? – спросила Анна. – Дальше что было?

– В общем, они давай орать одна на другую, а Нэн им и говорит, мол, если сейчас же не замолчат, она их обеих под увольнение подведет. Расскажет маме, когда та приедет, и мама их выставит. Только, по-моему, Нэн не хочет, чтобы Этти выгнали, потому что она очень хорошо на спитом чае гадает. А я не хочу, чтобы выгнали Лили. Она мне иногда истории рассказывает… и картошку ломтиками в постель подает. Так что я и говорю Нэн: «Не надо выгонять Лили!» Глупо, конечно, потому что Нэн поняла, что я подслушивала. Я на лестнице пряталась. Ну и…

Она замолкла и содрогнулась.

– И что? – спросила Анна.

– И она ужас как рассердилась!

На лице Марни промелькнуло страдальческое выражение, которого Анна прежде не видела. Ей стало любопытно.

– И что она сделала?

– Что всегда. Ты же никому не расскажешь? – Анна покачала головой, и Марни продолжила: – Она схватила меня за руку выше локтя, вот тут, больно… И сказала, чтобы я не смела болтать, когда все приедут, потому что она про это непременно узнает, и заставила пообещать. Потом увела меня наверх и стала причесывать. Она всегда так делает. Она ужасно царапает щеткой, все время говорит: «Не смей болтать, поняла?» – и лупит меня щеткой по голове, так больно! А иногда еще начинает волосы на щетку наматывать, чтобы запутались, и потом расчесывает узлы… Это чтобы никто не сказал, что она мне нарочно больно делает, понимаешь? Но я-то знаю! Я даже плачу иногда, так больно она волосы дергает…

Анна пришла в ужас:

– Неужели она этим занималась, когда я тебя впервые увидела?

– Нет, тогда у нее никакого повода не было. Она это делает, только если сердится и еще когда хочет, чтобы я не болтала.

– А ты болтаешь?

Марни мотнула головой:

– Теперь уже нет. Когда маленькая была – случалось, ляпну что-нибудь нечаянно… а потом понять не могу, за что меня наказывают. – И она рассмеялась: – Ладно, ну их!

Вскочив, она занялась садиком. Она что-то говорила, но Анна слушала плохо. В конце концов Марни встряхнула ее за плечи:

– Анна! Давай садик доделаем! Выкладывай дорожки ракушками. Надо за домом газон сделать и цветники, а то там только это скучное море!

– Скучное? – изумилась Анна. – Тебе что, море не нравится? А я-то всегда думала – во людям везет, у них море к самому дому подходит…

– Я бы садик предпочла. Там есть перед домом, конечно, но совсем не такой… Рядом подъездная дорожка и Плутон бегает. А я хочу, чтобы травка, цветы…

– Перед домом? – озадаченно переспросила Анна. – А разве дом не на причалы выходит?

Марни перестала рисовать на песке клумбы и в свою очередь удивленно оглянулась на нее:

– На причалы? Ты что, глупенькая? А как людям подъезжать, если прилив? По-твоему, все, как ты, на моей лодочке приплывают?

Она засмеялась. На самом деле Анна именно так и считала, а потому почувствовала себя глупо. Теперь она понимала, что, конечно же, этого не могло быть. И как она раньше не подумала?

– Меня переселили в комнату на задах, чтобы мне было спокойнее, – продолжала Марни. – Сперва мне там было не очень хорошо, я себя чувствовала на отшибе, а теперь нравится. В конце концов, если бы мое окно было с другой стороны, я бы вообще тебя не увидела. Ты только представь!

– Погоди. – Анна пыталась сообразить, что к чему. – Так куда выходит ваш фасад?

– На главную улицу, глупенькая. За «Притчетс»!

«Притчетс» было названием старого деревенского магазина, ныне закрытого и заброшенного.

Анна напряженно задумалась, пытаясь вообразить это место на дороге. Потом вспомнила высокую кирпичную стену, тянувшуюся с одной стороны. Посередине были широкие металлические ворота. Однажды она заглянула в щелку и увидела тенистый проезд, обсаженный тисами. Он уводил куда-то налево.

– С той стороны совсем другой вид, – заметила Анна. – Никогда и не подумаешь…

Но Марни уже не слушала.

– Представь, я бы так и смотрела на этот унылый проезд и даже понятия не имела, что ты у причалов гуляешь!

Прозвучало почти так, как если бы она была узницей в собственном доме.

– Ну, однажды ты вышла бы, – сказала ей Анна.

Марни вздохнула: