— Понятно. Пока Эстелл не уйдет от мужа и вы сможете вести себя открыто и поселиться вместе?
— Ну да, мне представлялось именно так, — бормочет он, краснея.
Я пристально смотрю на него. По-прежнему ничего не вяжется.
— Но ведь ты мог бы найти место получше, разве нет?
На его лице проступает обреченное выражение.
— Я тронут, что ты переживаешь из-за моих жилищных условий, Вив.
— Не переживаю. Скорее мне… любопытно. Как я уже сказала, я помню, как тебя доканывал воображаемый запах в Париже…
— Он не был воображаемым!
— Энди, там ничего не было.
— Как скажешь, — он качает головой. — Ладно, я въехал в эту квартиру, потому что она была свободна, и я искренне думал, что проживу в ней месяц или чуть больше. — Он смотрит на меня. — Это квартира Эстелл, но она уже много лет пустует.
У меня округляются глаза.
— И магазин тоже ее?
— Да, — кивает он и трет себе лицо. — Она им почти не занимается, это был бизнес ее отца. Она унаследовала его и поставила управляющего.
— Магазин ее вообще не интересует?
— Ей не до него, — говорит он.
Мы относим кружки на кухню, и я еще раз благодарю его за пончо.
— Почему ты не пускаешь Иззи к себе? — спрашиваю я, когда он уже уходит. — Я имею в виду, в квартиру.
Он с силой выдыхает:
— Знаю, это глупо. Но очевидно же, что она была бы поражена и рассказала обо всем тебе. А ты подняла бы меня на смех, и правильно.
— Не думаю, — говорю я, решая не упоминать про эскападу в компании с Пенни и другими. Как мы завалились в магазин и приставали с вопросами к продавщице.
— А почему тебя волновало, что я подумаю? — спрашиваю я.
— Мне всегда было важно, что ты думаешь. И всегда будет.
Эта фраза ставит меня в тупик — как на нее реагировать, я не знаю.
— Ну, спасибо за разговор, — добавляет он.
— И тебе, — искренне говорю я, потому что в определенном смысле сейчас узнала его лучше, чем за все годы, что мы прожили вместе. Я чувствую себя на равных с ним — по меньшей мере на равных, хотя силовые игры — это не мое. Прямо сейчас я до чертиков устала и хочу только одного — спать.
— Значит, ты будешь переезжать, я так понимаю?
Энди кивает, выходя.
— Пока не знаю, куда именно.
Уверена, я верно истолковала его быстрый взгляд в сторону нашего дома. Взгляд, исполненный надежды. Или, возможно, мне показалось?
— Значит, сыр ей совсем не интересен? Даже хотя это был семейный бизнес? — спрашиваю я.
Энди качает головой и улыбается уголками рта.
— У нее непереносимость лактозы, — говорит он.
Глава тридцать седьмая
Пенни ушла в загул. По крайней мере, они с Хэмишем отправились на лодочную прогулку, и разыскать ее нет никакой возможности. Как в наши дни можно быть вне зоны доступа — вне моего понимания.
— У них спонтанный отдых — это было последнее, что я услышал, — с ноткой раздражения в голосе говорит Ник, когда я звоню ему с работы в обеденный перерыв. — Думаю, это потому, что я здесь, ведь Бобби, судя по всему, ненавидит лодку. Он нервничает, недомогает и отказывается носить спасательный жилет.
— А силой его надеть нельзя?
Ник хихикает. Я отодвигаю салат с сыром халуми и делаю знак сидящей напротив Белинде, мол, прошу прощения.
— Наверное, мама считает, что это неэстетичное зрелище.
Я давлюсь смехом, несмотря на растущее беспокойство — нам действительно нужно как можно быстрее рассказать ей все. Я делаю глубокий вдох и отпиваю воду из стакана.
— И что теперь?
— Хэмиш скоро надоест ей до чертиков, и она вернется, — уверяет меня Ник, — и тогда я сразу позвоню вам. Пожалуйста, не переживайте. Она не будет против, тем более теперь, когда почти все готово.
От Пенни по-прежнему ни слуху ни духу. Это слегка обескураживает, потому что она — небольшая охотница до прогулок на лодке Хэмиша. «Суденышко, что называется, для базовых нужд, — как-то выразилась Пенни, скорчив физиономию. — От этого биоклозета лучше держаться подальше». Однако эти последние дни уходящей осени небо такое голубое, воздух бодрит, так что, возможно, они хотят урвать момент. Ну и замечательно. Перемещаться на лодке по нашим внутренним водным артериям — потрясающее удовольствие! Но я очень надеюсь, что она скоро вернется.