Когда звезды чернеют

— Мне очень жаль. — Мои слова звучат сейчас так же пусто, как звучали, когда их повторяли мне чужие люди, пока я росла. Язык иногда подводит, но мне по-настоящему жаль Гектора. Он достаточно взрослый, чтобы все помнить. Боевые раны детства. Потерю сестры, растерянность, вытеснение. Боль. Он — я, а Лиза — его Эми или Джейсон. Оба. Но сейчас близятся новые потери. Новая трагедия.

— Они должны были мне сказать, что не могут о ней позаботиться. Я бы сам справился. Мы бы что-нибудь придумали. По крайней мере, были бы вместе. — Его зрачки расширяются, мерцают от эмоций. — Они привезли ее домой из больницы, и это был лучший день моей жизни. Раньше был только я и весь этот шизанутый народ. А потом? Я заботился о ней.

Мне хочется плакать. Но я только киваю.

— Мы спали, как щенки, на матрасе на полу. Я обнимал ее вот так. — Гектор поднимает руки, чтобы показать мне. — Мы всегда были вместе. Кто-нибудь только глянет на эту девочку, и я уже рядом. Понимаете?

Я понимаю. Дикарская верность в его голосе уносит меня в то самое Рождество с Джейсоном и Эми. К тем часам и дням, будто заключенным в пузырь, где ничто не могло нас коснуться.

— Ты ее защищал.

Гектор сильно затягивается «Кэмелом»; бумага шипит, пока он борется с прошлым.

— Я старался. Наши родители были реально не в себе, но ведь все такие, да?

«Не все», — хочется сказать мне, но я понимаю, что у него нет причин мне поверить.

— Каким она была ребенком? Тихим?

— Лиза? — У него рубленый смех, резкий и неожиданный. — Эта девчонка все время тараторила или плясала. Она пела в ванне, носилась по улицам. Садилась у почтового ящика и играла. Играла с камушками, представляете? И пела.

Внезапно я вижу ее, эту девочку. Он призвал ее, и от этого я чувствую себя выпотрошенной. Как это вышло, что за одну жизнь у нее украли две?

— Вы можете вспомнить какое-то событие до того, как вас разлучили? Происшествие, которое могло изменить поведение Лизы? С ней бывало, что она вдруг затихала, начинала плакать или внезапно пугалась?

— А что? О чем вы думаете?

— Не знаю. Я хочу, чтобы вы на это взглянули. — Вытаскиваю из кармана листовку об исчезновении Кэмерон, разворачиваю и показываю ему.

— Вот дерьмо, — шепчет он и откладывает сигарету. — Это должна быть она. — Подносит листовку ближе, качает головой взад-вперед; глаза его блестят. — Поверить не могу. Она такая красивая, такая взрослая… Вы должны ее найти.

— Я делаю все, что могу. Что вы еще замечаете?

Гектор долго изучает листок.

— Это ее глаза. Глаза Лизы. Но она выглядит здесь очень грустной. Верно?

— Я тоже так думаю, Гектор, и хочу выяснить почему. Жизнь — штука нелегкая. Мы с вами это знаем, но я не могу представить, как эта девочка сидит у почтового ящика и поет камушкам.

Чувствую, как Гектор пропускает через себя мои слова. Он крепче сжимает листок, ногти у основания белеют, словно ему хочется втиснуться внутрь и коснуться ее. Помочь ей.

— Моя Лиза была бойцом, — наконец произносит он. — Блин, эта девчонка была упрямицей. Попробуй отобрать у нее игрушку или снять с качелей раньше времени, и будешь иметь дело с тигром. Она складывала кулачки вот так. — Гектор поднимает руку, строит гримасу, и я понимаю, что сейчас он ее видит, так близко, что можно коснуться. — Свирепая.

— Так что же случилось? Именно это я хочу знать. Поэтому я приехала сюда. Выяснить, не смогу ли разобраться. У вас сохранились какие-нибудь детские фотографии?

Он мотает головой.

— Ничего такого, извините. — Снова глядит на листок и говорит: — Могу я оставить его себе?

— Конечно. И я напишу вам свой номер. — Переворачиваю листовку, пишу номер офиса Уилла и свое имя. — Если надумаете что-то полезное, дайте мне знать. И я могу держать вас в курсе, если хотите.

— Ага. — Гектор вытаскивает из кармана мятый чек, царапает на нем свой номер, протягивает мне. — Если я хоть чем-то могу помочь, дайте мне знать, лады? У вас же есть люди, которые ее ищут, верно?

— Есть.

— Хорошо.

Он провожает меня до двери, Сверчок идет следом. На косяке, примерно на уровне глаз, черное смазанное пятно размером с ладонь. Дверная ручка пластиковая. Это место кажется настолько тесным, обшарпанным и безнадежным, что меня подмывает забрать Гектора с собой, бросить его на заднее сиденье машины со Сверчком и бежать без оглядки. Но он давно перестал быть ребенком. И в любом случае не просит, чтобы его спасали.

Глава 43

Я возвращаюсь в Мендосино поздним вечером. Проезжаю мимо офиса шерифа, надеясь, что Уилл еще на работе, и застаю его в машине. Он собирается домой. Опускает стекло, когда я ставлю «бронко» рядом. Я не успеваю выдавить «привет», когда Уилл говорит:

— Где тебя носит? Я уже несколько часов тебя ищу.

— Я говорила тебе, что собираюсь в Сакраменто.

— Даже с учетом всей бюрократии я думал, что услышу тебя не позже двух. В чем проблема?

— Не хочешь выпить? — иду на попятную. — Я объясню.

Его лицо не смягчается.

— Пойдем в офис. Тяжелый день выдался… Мне есть что тебе рассказать.

Я иду за Уиллом — Сверчок бежит за мной — в пустую переговорную со слабенькими лампами дневного света. Уилл плюхается на ближайший стул.

— Ну?