Когда звезды чернеют

— Он выглядел возбужденным? Не в себе?

— Ага. Он нервничал и разговаривал сам с собой. Типа шептал. Было правда стремно.

— Ты попросила его отвезти тебя домой?

— Я не знала, что делать. Потом мы остановились на светофоре на въезде в город, и он повернул в другую сторону. Он поехал не в мастерскую. Не было никакого друга.

— И что было дальше? — спрашиваю я так мягко, как только могу.

— Я попыталась выбраться из машины. Я собиралась выскочить. Я жутко перепугалась. — Кэмерон натягивает повыше одеяло, стискивает руки, покрытые мурашками. — Он нажал на тормоз и заорал на меня. Потом начал душить меня и бить головой о стекло. Наверное, я отключилась.

— И тогда он отвез тебя в хижину?

— Нет, сначала в какое-то другое место. Маленькая темная комнатка, там пахло плесенью. Он связал мне руки. Я думала, он собирается убить меня прямо там, но он не стал. — Она отворачивается к окну, все тело сжато, как кулак. — Он говорил, что любит меня.

Долгая, напряженная тишина. Мы приносим ей воды. Я прошу одну из медсестер принести еще одно одеяло, с подогревом, и замечаю, что мои руки тоже замерзли. У меня болит в груди.

— Сколько времени ты там пробыла? — спрашиваю я, думая, почему не услышала ее в тот день, когда впервые набрела на хижину помо, почему она не услышала меня.

— Может, неделю… Он давал мне какие-то таблетки, чтобы я спала.

Я искоса смотрю на Уилла, наши взгляды встречаются. Криминалисты нашли следы крови в кладовке арт-центра, но образцов не хватило для сопоставления и определения группы. Они собрали и много других неидентифицированных следов — осколки ногтей, различные волокна. Некоторые образцы волос предположительно подходят Кэмерон, но остальные — нет.

— Не видела ли ты каких-то признаков, что он держал в этой комнате или в хижине еще кого-то, до тебя? — спрашивает Уилл.

— Не знаю. Наверное, нет.

— Видела ли ты когда-нибудь у него других моделей? — продолжает он. — Мы нашли много фотографий других девушек. Одна из них — Шеннан Руссо, ее убили в начале лета, но остальных мы пока не смогли опознать. Похоже, он давно занимался этим делом.

По выражению лица Кэмерон я вижу, она понимает, о чем мы говорим. Ей повезло остаться в живых.

— Как тебе удалось сбежать? — спрашиваю я.

Она медленно, тяжело моргает.

— Я пробыла в хижине долго, в основном одна. Он возвращался через каждые два-три дня, покормить меня и… — Кэмерон сглатывает остаток фразы, не в силах не только произнести, но даже подумать о продолжении. Прижимая к себе одеяло, как щит, она говорит: — Я давно его не видела. Начала думать, что он решил уморить меня голодом, но тут он вернулся, и стало еще хуже.

— Что изменилось?

— Его что-то взбесило. Он метался, хватал вещи, разговаривал сам с собой, в общем, совсем съехал. У него был нож в руке, и я думала, теперь точно все кончено. — Ее голос прерывается.

— А что случилось потом?

— Он разрезал веревку, освободил мне руки, и… не знаю. Я подумала, у меня не осталось выбора, только сопротивляться. Что это мой последний шанс.

— А до того ты пыталась ему сопротивляться?

— Не особо. Он намного здоровее меня. Нож был рядом, но я не думала, что смогу его схватить. Просто начала швырять в него вещи, все, которые попадались под руку. Он потерял равновесие и ударился о стену, и вся эта штуковина начала разваливаться. Я бросилась к двери, распахнула ее — и тут что-то услышала. Он тоже услышал. Кто-то шел туда.

— И тогда ты убежала?

— Да.

— У тебя есть какие-нибудь мысли, куда он мог отправиться? — спрашивает Уилл. — Он когда-нибудь упоминал другие места, хотел куда-нибудь уехать?

— Не думаю. Ему нравится здесь, нравится океан. Не думаю, что он уйдет далеко.

— Океан? — спрашиваю я. — А что именно?

— Все. Он рассказывал мне, как нырял за жемчугом в Иране. — Кэмерон поднимает взгляд, он встречается с моим. Ее глаза внезапно кажутся очень ясными. Печальными, но ясными. — Он не всегда разговаривал, как псих.

«Да, не всегда», — думаю я.

Мы уходим, оставляя ее отдыхать.

Глава 67

На Хеллоуин, хотя я далека от праздничного настроя, я стою перед «Паттерсоном» и наблюдаю, как соседские дети выкрикивают «сладость или гадость» вдоль всей Лэнсинг-стрит, ныряя в магазинчики и салоны с открытыми дверями и ярким светом, хотя время закрываться давно прошло. В Ротари-парке стоит надувной дом-батут, а перед «Мендозой» поставили столик, где дети могут обзавестись дурацкими росписями на физиономии. Но когда я смотрю на поток гулей, ведьм и супергероев, за которыми на почтительном расстоянии следуют родители, то могу думать только о том, что всем — всему городу — следует сидеть дома за запертыми дверями.

Ванда выходит из-за барной стойки, чтобы немного поболтать. Она одета как Пеппи Длинный Чулок; над ее плечами торчат косы из яркой пряжи, которые держатся на проволоке. В руках у нее большая стальная миска с разными шоколадными батончиками.

— Как дела у Кэмерон? — спрашивает она, упирая миску в бедро, и наклоняется, чтобы щедро выразить Сверчку свою симпатию.

— С каждым днем все лучше. На следующей неделе вернется домой.