Филипп Карбер подчеркивает: принципиальное отличие понимания гибридной войны на Западе
в том, что здесь есть комбинация скрытого участия государства с прямым, граничащим с бахвальством. Он акцентирует пять компонентов такой войны [17]:• политический подрыв (политическая пропаганда, информационные операции, коррупция, компрометация);
• квазисвятилища (захват локальных центров власти, полицейских участков, аэропортов, военных складов; вооружение и тренировка повстанцев; разрушение транспортной инфраструктуры; псевдореферендум; кибератаки);
• интервенция (размещение российских сил на границе; передача тяжелого вооружения повстанцам; создание тренировочных лагерей возле границы);
• принудительное сдерживание (внезапные проверки своих вооруженных сил, маневры, агрессивное патрулирование соседних регионов);
• переговорные манипуляции (использование инициированного Западом перемирия для достижения своих целей).
Как видим, Запад смотрит даже шире, чем мы привыкли, например, добавляет в список инструментарий и переговоры типа Минских.
Интересный набор характеристик этой войны нового поколения видит Янис Берзинс. С его точки зрения есть следующие десять отличий от обычной войны
[18]:• переход от прямого разрушения к прямому влиянию;
• переход от уничтожения противника к его внутреннему разложению;
• переход от войны с оружием и технологиями к культурной войне;
• переход от войны обычными силами к силам специального назначения и коммерческим военным группировкам;
• переход от традиционного поля боя к информационно-психологической войне и войне представлений;
• переход от прямых столкновений к бесконтактной войне;
• переход от войны секционной к тотальной войне, включая внутренний фронт;
• переход от войны в физической среде к войне в человеческом сознании и киберпространстве;
• переход от симметричной к асимметричной войне путем комбинации политических, экономических, информационных, технологических и экологических кампаний;
• переход к войне в ограниченный период времени к постоянной войне как естественного условия жизни нации.
И его вывод: «
Берзинс также предложил вполне конкретные восемь фаз разворачивания такой войны нового поколения:
• первая фаза: невоенная асимметричная война (информационные, моральные, психологические, идеологические, дипломатические, экономические средства);
• вторая фаза: специальные операции для введения в заблуждение политических и военных лидеров;
• третья фаза: запугивание, обман, подкуп правительственных чиновников и военных;
• четвертая фаза – дестабилизирующая пропаганда, увеличивающая разочарование населения;
• пятая фаза: установление над атакуемой страной бесполетных зон, блокады и использование частных военных компаний;
• шестая фаза: начало военных действий;
• седьмая фаза: комбинация целевых информационных операций, киберударов, авиазапугивания;
• восьмая фаза: уничтожение уцелевшего и сопротивляющегося противника силами специальных операций.
США также, глядя на этот опыт, стали реально пересматривать базовые параметры современной войны, что они делали последние 25 лет [19]. Мы говорим не о движении техники и личного состава в физическом пространстве дня сегодняшнего, а именно об интеллектуальных решениях, которые привели к нему. Это как рассмотрение проблем защиты стран Балтии [20–21], так и угроз в целом со стороны Китая, России, Северной Кореи и Ирана [22–23].
США, как и Европа, начали изучение инструментария современной российской пропаганды ([24]. К тому же на эту работу опираются, пытаясь показать определенную близость избирательной кампании Трампа и российской пропаганды [25].
Главными характеристиками российской пропагандистской модели в корпорации в РЭНД увидели следующее [
24]:• большой объем и многоканальность;
• скорость, непрерывность и повторение;
• отсутствие освещения объективной реальности;
• отсутствие логики и последовательности.