Кого не видят глаза

– Ах, вот оно что. Все куда серьезнее, чем я думал, – добавил он вслух, насмешливо присвистнув. – Значит, прямо сейчас не только Даф хочет задушить меня голыми руками, но и ее милый младший братик.

Это стало последней каплей. Собрав все силы, что были, всю волю и желание, Аня мысленно набросилась на защиту Лира, за которой он так тщательно оберегал свои собственные мысли.

Она ворвалась в его разум, как смерч, переворачивая все на своем пути, продираясь к тому эпизоду его жизни, который видела последним.

…Убийство друга Лира неизвестными, побег из дворца.

Нет, все это недостаточно интересно, все это он оберегает недостаточно скрупулезно. Но что же?.. Вот оно. Аня злорадно оскалилась, когда добралась до того, что Хэллхейт не желал ей показывать больше всего.

Сутала. Его незаконные вылазки в страну даитьян. Лир бродит по залам АмараВрати, украдкой следит за Дафной, что-то мастерит в лаборатории.

Эти воспоминания были такими далекими, зыбкими в его голове, будто и не его вовсе, завернутые в пелену грусти и ностальгии, сжимающей сердце. Ане почти стало жаль Лира, но она была слишком зла, чтобы ретироваться.

И самое ценное в его памяти. Воспоминание, которое он лелеял и которого одновременно страшился больше Хорауна. Что ж, взглянем?

Бледно-синий могильный камень на краю обрыва, надпись на котором гласит:

Здесь навеки остановился Элеутерей Мунвард.

Он спас многих, но никто не смог спасти его.

Аня отпрянула, открыв глаза и глотая ртом воздух, которого вдруг стало чертовски мало. Глаза Лира горели от дикой ярости, которая пожирала девушку живьем.

– Я с превеликим удовольствием прикончу тебя прямо сейчас за такое бесстыдство, землянка! – проревел фомор, вскочив и нависнув над ней, как скала.

– Ты знаешь? – пропустив угрозу мимо ушей, Аня вытаращилась на Лира. – Ты знаешь, что Крейн убил жениха Даф? Ты видел его смерть?

Вместо ответа Лир гневно ударил кулаком по дивану в сантиметре от Ани и начал расхаживать по комнате взад и вперед, как взбешенный зверь в клетке.

– Ты видел, – повторила Аня громче. Ей абсолютно не страшно за свою жизнь, ей нужно лишь услышать правду. Хотя нет, кухонный нож на краю стола она тоже на всякий случай приметила. – И после этого просишь меня о доверии? Ты не остановил отца, ничего не сделал!

– Я сделал хуже, чем ничего.

– Тера убил ты?

– Не твоего ума дела, кого я убил, а кого спас! Да что ты вообще знаешь о жизни и смерти в свой жалкий десяток с хвостиком лет, проведенный в этом мире!

– Мне почти семнадцать.

– А мне… – Он метнул в Аню еще один свирепый взгляд. – Все, с меня хватит! Без тебя разберусь!

Подхватив на ходу свою порванную куртку, Лир решительно двинулся к выходу. Коробки на полу загрохотали, разлетаясь от его агрессивных пинков.

– Вот уж не думала, что раскусить Хэллхейта будет так просто, – ядовито бросила Аня ему вслед.

И тут же пожалела об этом. Хэллхейт замер в дверях. И даже со спины в его напрягшейся позе читалось больше опасности, чем во всем мире, который видела Аня за свой жалкий десяток с хвостиком лет.

Глава 10 Обвинения

Дафна перевернула комнату вверх дном. Вытряхнула содержимое шифоньера, обыскала каждую полку и собрала на себя всю грязь, скопившуюся за годы под кроватью.

Теперь в блузке, ставшей цвета умирающей грозовой тучи, с ошметками пыли на рукавах, она походила на монстра из детских страшилок, которыми пугают не желающих засыпать маленьких бунтарей.

Все зря.

Ответ не был найден, и Даф растерянно смотрела на устроенный кавардак, чувствуя, как медленно проваливается в объятия отчаяния. С каждой секундой смятение охватывало ее все сильнее.

«Каждая наша беседа, каждое прикосновение, каждый поцелуй…»

Голос Лира звучал в голове, заставляя сердце Дафны сжиматься вновь и вновь, словно она опять оказалась в аду Пайтити.

Хотелось неистово закричать. Так, чтобы горло разорвало от боли, чтобы в глазах потемнело и зазвенело в ушах, заглушив слова, повторяющиеся в сознании, точно мантра.

«Это все было только наше…»

Хотелось горько заплакать. Так, чтобы слезы жгли щеки, чтобы мир перед глазами исчез, превратился в море пестрых пятен и унес душевные муки на волнах небытия.

Но вместо этого Даф просто стояла посреди комнаты, не двигаясь и еле дыша. Глядя, как порыв ветра, ворвавшийся через распахнувшуюся балконную дверь, играет со страницами фотоальбома.

«…Только мое и твое».