Кого не видят глаза

– Ты была пламенем моего ада, Аурион. Я сотни раз ходил за тобой, воображая, что вот-вот ты завернешь в пустой переулок, мой кинжал ненароком скользнет по твоему горлу, и моим мукам конец. Но каждый раз, когда представлялся случай, я сбегал как последний трус, понимая, что если останусь, то не сдержу желание поцеловать тебя.

В горле пересохло. Даф помнила, как часто, будучи на Земле, чувствовала спиной обжигающий взгляд. Точно знала, что это фоморы, хотя ни разу так и не смогла уловить, кто конкретно ее преследует.

– Вся жизнь стала сплошным дежавю. Воспоминаний становилось все больше, – говорил Лир, глядя в небо, – и прошлое, которого никогда не существовало, делалось все сильнее. В один прекрасный момент я перестать быть тем Лиром, что знал врагов и друзей, знал, кто есть кто. Кто есть я.

– Ты нашел выход, – рискнула вымолвить Дафна.

– Наши сны? Они никогда не были выходом. – Он наконец повернулся к ней. Их лица разделяли жалкие сантиметры, но расстояние казалось чудовищно огромным. – Я видел, какую боль причиняю тебе, Даф. Как ты начинаешь верить в фантазию больше, чем в реальную жизнь. Я не хотел так, но каждая наша встреча была для меня как лекарство, возвращала в мечту, возвращала к тебе. Я не мог остановиться.

– Но…

– Признаться? Ха! Стыд и позор, Элеутерей Мунвард, которого уважал каждый даитьянин, носит обличье фомора!

Выдохнув, Лир склонил голову и закрыл лицо руками, точно презирал самого себя. Солнце взошло уже высоко, несколько сонных жителей мирно побрели вдоль дороги по своим делам, но никто не пытался ограбить или убить другого при свете полуденной звезды.

– Знаешь, – Даф сделала паузу и сжала собственные руки в замок, как будто это чудесным образом могло скрыть крадущийся по телу озноб. – Я всегда верила, что любовь рождает не то, что снаружи, а она вечно живет ради того, что внутри.

– Но то, что снаружи, заставляет думать о том, что внутри, – не глядя на нее, возразил Лир. – Все видят того, кого видят. Я знаю, кого видишь ты, когда смотришь на меня, кого видит Никк, кого увидят другие. Своей правдой я не создал будущее, а безжалостно растоптал прошлое.

– Нам не нужно прошлое, чтобы быть счастливыми.

– Счастливыми, – эхом повторил Хэллхейт. – А ты можешь быть счастливой? Вот так.

Даф виновато отвела взгляд. У нее не было ответа на этот вопрос, и все попытки найти его вызывали ноющую боль глубоко внутри.

– Закрой глаза.

– Что?

– Закрой глаза. Пожалуйста, Дафна.

Она послушалась, сомкнула веки и почувствовала, как Лир взял ее за руку. Незнакомец, родной незнакомец, коснулся ее. По коже вновь пробежала дрожь, появилось покалывание в затылке, и в голове промелькнуло расплывчатое видение, которое через несколько секунд обрело очертания, словно вышедшая из тумана фигура.

– Мы всегда можем вернуться назад.

Рядом с ней сидел Элеутерей. Тер! Он был точь-в-точь таким, как прежде. Русые волосы, высокий лоб, тонкие губы… А его глубокие, как океан, синие глаза опять улыбались, хотя отблеск печали их не покинул.

Он был именно таким, каким помнила Дафна. Каким приходил в ее сны. Настоящим. Настоящим?

– Умоляю, не делай так больше! – с невероятным усилием Даф разорвала мысленный контакт, возвратившись в физический мир, и открыла глаза. Порыв ветра поднял сухую грязь с земли, закружил в неистовом вихре и ударил в лицо, прилипая к побежавшим по щекам слезам.

– Прости.

Собрав последние силы, Дафна заставила себя взглянуть на него. На Лира. Он внимательно смотрел на нее в ответ, – страх и надежда во взгляде.

«А ведь его глаза все те же. Океан».

Да, все давно решено, не нужно нырять в пучину сомнений ради ответа, который ждет на поверхности. Пусть боги смеются, пусть играют в свои коварные игры, но для Дафны это не станет помехой. Она знает, что такое любовь. Ее этим не испугать.

– Никогда больше не делай так, – повторила она твердо и сжала ладонь фомора в своих. – Пусть прошлое останется в прошлом, Лир. У нас есть будущее, есть настоящее, и я хочу быть там только с тобой. Быть здесь только с тобой.

Он ничего не сказал, лишь улыбнулся. И Дафна улыбнулась в ответ.

* * *

Даф с Лиром шли, крепко держась за руки. Впервые за многие годы даитьянка ощущала умиротворение. Ее мир снова обретал краски, ее жизнь снова наполнялась смыслом. И она точно знала – то же умиротворение, которое мудрый человек, вероятно, назвал бы подлинным счастьем, теплится сейчас в груди Лира.

Однако преследующие их по пятам проблемы потенциально грядущей войны бессердечно требовали отложить чувства на потом.

– Ирней с Шандаром нас точно должны ждать здесь? – спросил Лир, и Дафна нехотя отпустила его ладонь, чтобы вскарабкаться на пирс.

Пейзаж отсюда открывался, сказать честно, далеко не самый живописный. У корабельных доков высились груды ржавых бочек и размокших досок, вросший в землю якорь торчал посередине, как кладбищенский крест, а отступившая перед приливом вода обнажила сплошь покрытый мусором берег.