Кого не взяли на небо

— Аарон расскажи ему в двух словах, а я пойду Туи отопру.

Стальная дверь гальюна, запертая снаружи с помощью металлической табуретки, сотрясалась под мощными ударами изнутри.

— Суть происходящего с миром процесса весьма сложна для понимания, — скучающим тоном начал Аарон, покачивая лысеющей головой и пытаясь отстукивать костяшками пальцев по железной обшивке корабля какой-то сбивчивый ритм.

— Мне это уже лукавый вкручивал. Потом предложил душу продать, — перебил капитана Монакура, с интересом наблюдающий за барабанными потугами старика.

— Ну а чего ты тогда ожидаешь услышать, Монакура Пуу? — старик перестал барабанить, и раздосадованно потёр покрасневшие и слегка припухшие суставы пальцев, — Причину, по которой скандинавские воины из девятого века оказались сейчас на палубе моего корабля? Или почему к тебе сам Люцифер заявился?

Старик подул на руки и вновь замолотил по железяке.

— Причина, сержант, явно не выражена, но обстоятельств, способствующих её возникновению, просто уйма. И выглядит это всё, как в той знаменитой книжке, ну помнишь, где добропорядочные англичане тихого и захолустного графства, окончив свой путь земной, вдруг оживали на третьи сутки, приноровившись сбегать из гробов, часовен и городских моргов, при этом пугая насмерть дежуривших неподалёку констеблей. А причиной являлись то ли полудохлые коты, то ли фактор возникновения раковых заболеваний, то ли маньяк-шофёр, то ли ещё какая-то чертовщина. И всё это в тихой английской глубинке двадцатого века. Помнишь эту книгу?

Паромщик замолчал и очень, очень строго посмотрел на Пуу.

— Помню, — кивнул сержант Волчьего Сквада.

Аарон удовлетворительно хмыкнул, его руки, терзающие железяку, выдали некую трель, весьма и весьма драйвовую. Сержант одобрительно глянул на капитана.

— Так вот, Монакура Пуу. А у нас тут, бога-душу-мать — Апокалипсис, причём не канонический, а весьма и весьма неортодоксальный. Так что умирающие от голода викинги на ржавом российском сухогрузе — это, блядь, самое простое из того, с чем ты уже встречался и с чем ещё встретишься. Не ищи причины, сержант, оно того не стоит.

— Мне это уже один некрофил и людоед говорил.

Монакура возложил указательные пальцы обеих рук на стальную трубу ограждения и легонько ткнул старика плечом в плечо, акцентируя внимание капитана на простом, но весьма полезном упражнении для координации рук.

— Вот-вот, — подхватился Аарон, у которого с первого же раза получилось правильно отстучать урок, — Вот и мудрые люди подтверждают, что нет смысла знать, как всё устроено, если не можешь управлять этим.

— Кэп, но этот дед убил, трахнул, а потом сожрал всех членов своей семьи. Ты прикалываешься?

Аарон сбился с ритма и чертыхнулся. Потом поднял глаза и прицелился сержанту в лоб.

— Иногда изуверы и маньяки гораздо ближе к постижению реальности, нежели праведники и святые. Поверь мне, ибо я кое-что об этом знаю. Давай лучше подумаем, как нам накормить эту ораву, и что, в принципе, с ней делать.

— О’кей, кэп, пойдём тогда и мы с тобой чё нить поедим, пока эти охломоны всё не сожрали. Кстати, котёл пустой? Отлично, сейчас я научу тебя, как влепить улётный бластбит.

* * *

Звук, похожий на автоматную очередь, но более яростный и неистовый, ворвался в сознание Скаидриса волной болезненного узнавания. Кто-то стучал, да так грамотно и душевно, что на сердце потеплело. Викинги, слегка утолившие голод и напившиеся чистой пресной воды, услышав гулкие трели, оставили попытки дерзкого флирта с Бездной и Соткен, которые держали их на прицеле штурмовых винтовок, и замолчали, почтительно глядя в сторону камбуза, откуда и стучали. Звук, вначале тихий и приглушенный, вдруг возвысился, набрал силу, и вот уже над палубой парома плыло величественное полотно сплошного бластбита, монотонного и беспощадного.

И, под торжественные звуки этого магического марша, с неба спустилась исполинская тёмная тень, что была темнее самой неимоверно тёмной ночи. Гигантские крылья распахнулись на всю их невозможную длину, заслоняя собой мутное солнце. Страшные драконьи лапы, покрытые чешуёй и увенченные изогнутыми когтями, пронзительно заскрежетали, встретившись со сталью палубы. Антрацитовый чудовищный клюв монстра отверзся, раздвоенный змеиный язык хищно выгнулся в сторону пленных, а агатовые глаза чернели пропастью преисподней.

— Хугин, — пролепетала половина викингов и опустилась на колени.

— Мунин, — в благоговейном ужасе заявила вторая половина и пала ниц.

Картина торжественного сошествия огромного ворона с неба зачаровала лива. Тру-мéтал начисто забыл обо всём на свете, и, чтобы отогнать гипнотический морок, зажмурился и потёр рукой лоб. Потёр правой рукой. Той, которая сжимала грязную рубаху облегчающегося за борт старца.