Кого не взяли на небо

— А еда? — хмуро поинтересовался сержант.

— Под креслами спрятаны пара коробок с консервами. Некоторые ещё годны. Но это вам на дорогу до хутора.

— Какого ещё хутора? — сержант недоверчиво рассматривал сизый нос повара.

— Места, где вы сможете отдохнуть, принять горячую ванную и поесть мяса. Свежего мяса. Пацан покажет дорогу.

Якоб кивнул в сторону Скаидриса. Тот прищурился:

— К Андреусу? А что я ему скажу?

— Всё, как есть, — вздохнул повар, — Расскажи ему всю правду. Мой друг Андреас привык держаться стороны победителей. Как и я.

Он немного помедлил, пристально глядя в серые глаза мужчины, что казался подростком, потом отвернулся.

— Ладно, езжайте, — толстая рука вяло махнула в неопределённом направлении, —Жду вас через десять дней.

Не дожидаясь реакции, он поплёлся в сторону кладбищенских ворот, увязая по щиколотку в размякшей жиже.

— Возьми одну из наших машин, — предложил ему Монакура, — И куртку одень, ты гол по пояс.

— Я хочу прогуляться, — ответил Якоб, — И мне совсем не холодно.

Лохматый гигант; двое женщин, одна высокая, вторая почти карлица; девушка, ряженная епископом, и мужчина, кажущийся трудным подростком, провожали взглядами понурую фигуру обнажённого по пояс, окровавленного толстяка.

Глава четвёртая. Бодхисаттва

— Вот он, хутор Андреаса, — грязный палец Скаидриса ткнул в квадратное лобовое стекло, — Тормози, сержант.

Ньяла мягко остановилась.

Два небольших озерца перетекали друг в друга мелкой речушкой, что прорезала пологий луг меж ними, шириной всего шагов в триста. Противоположные стороны речушки соединял горбатый каменный мост. На той стороне стояли два массивных строения с острыми крышами, крытыми ярко-рыжей, выгоревшей под солнцем, черепицей.

— Странно, где же часовой? — Скаидрис приоткрыл дверцу, — На мосту всегда стоит часовой. Обычно это Марта с винтовкой. Она не любит работать, но очень метко стреляет. Она с поста никогда не отходит, даже в сортир; если приспичит — облегчается в речку.

Он спрыгнул на землю с подножки броневика:

— Я и Соткен сходим, пообщаемся с Андреасом. Подготовим его. Дедушка постарше нашего Якоба, к тому же немного не в себе: увидит чужих в броневике — сразу за ружьё схватится. Дай ствол, сержант.

— Один пойдёшь. Ствола не дам. У тебя пять минут. Потом я пристрелю её, — Пуу кивнул в сторону Соткен, — И мы уезжаем.

— Жёстко, однако, — усмехнулся Скаидрис и попытался закрыть за собой дверь, но голая рука, покрытая рыжим пушком и жуткими синяками, помешала ему.

— Ты прав, последний лив*, — лохматая голова протиснулась между спинок сидений и те сразу окрасились алым.

*Примечание: лив — вымирающая прибалтийская народность.

Красиво очерченные ноздри аккуратного женского носика широко раздувались: Йоля жадно вдыхала воздух:

— Туда не стоит идти без оружия.

Все встрепенулись; Аглая щёлкнула затвором «Диемако».

Поражённый Скаидрис застыл на месте:

— Если ты знаешь, что я лив, то, наверное, тебе известно и многое другое. Например, что на хуторе непорядочек. Я же говорю — на мосту Марты с винтовкой нету; такого быть не может.

— Мы с ним вдвоём сходим, — Монакура протянул Скаидрису автоматический пистолет, — Цени доверие, щенок. И без фокусов. Думаешь я не видел, как вы с жирным поваром гляделками перемигивались. Пошли.

— Нет, Монакура Пуу, — Йоля, которая секунду назад разглядывала хутор через зелёное лобовое стекло, сейчас стояла рядом с дверцей водителя, мешая той открыться, — Будьте здесь. Я пойду туда с Соткен. Возьми свой меч, моя хорошая.

Соткен живо вылезла на улицу. Обеими руками она сжимала ножны с катаной.

— Там много крови, — пояснила Йоля в ответ на нахмуренные брови сержанта, — Очень много крови и что-то ещё. То, против чего бесполезны пули. Но пистолет ты нам дай. Ей дай.

Соткен засунула «Глок» под ремень штанов и две женщины осторожно двинулись через мост. Достигнув горба, Йоля указала вниз.

— Scheisse,— процедила кривушка.

На спокойной воде речушки слегка колыхались выструганные из дерева кораблики. Рядом, лицом вниз, плавал труп пятилетнего ребёнка.

— Это Том, внук Андреаса, постапокалиптическое дитя. Я так радовалась за Марту, когда она забеременела. Кто ж, блядь, тут побывал...

Они оказались возле первого дома; вокруг не было ни души, стояла мёртвая тишина, но из пристройки, служившей хлевом, доносилось невнятное подвывание.

— Иди вперёд, я зайду сзади, — рука в перчатке подтолкнула Соткен; кривушка опустила меч острием вниз и двинулась в тёмный дверной проём мягкими приставными шагами.

Вдоль всего помещения тянулся длинный ряд деревянных стойл, заваленных прелой соломой, а дорожка между ними посыпана мокрым песком. Соткен продвигалась вперёд абсолютно бесшумно, однако ворчание перешло в угрожающий звериный рык.

В середине прохода стояло лохматое чудовище, преграждая Соткен путь. Стояло оно недвижно, прижав огромные уши и оскалив жёлтые клыки, густая слюна из пасти повисла тягучими нитями. Из-за спины огромного пса раздалось ещё одно рычание.

«Эта тварь тут не одна».