Кого не взяли на небо

— Тебя привлекают мертвые девушки, но ты боишься детских страшилок, верно, лив? — склонила голову Йоля, — Глупые ужастики, компьютерные игрульки, дурацкие комиксы вызывают у тебя...

— Ознобы ужаса, — подтвердил Скаидрис и припал к кружке.

— Люциферу свойственны весьма странные проявления иронии, — пожала плечами Йоля, — Полное отсутствие чувства юмора Князь выдаёт за его элитарный уровень «не для всех».

— Не согласна, — угрюмо заявила Соткен, — Его сарказм поражает. Вы уже отгребли, там в этом сраном городке, мои же страдания вовсе не окончены.

Бойцы повернули к ней лица: горькие нотки в голосе кривушки настораживали.

— Семь лет назад в моей жизни случился очень странный день, и я ничего тогда не понимала. Это был первый день Апокалипсиса, мирового и моего личного. В тот день я видела образы и видения из будущего. Поступки, совершённые мною в тот злополучный день и привели меня сюда.

Взгляд холодных стальных глаз женщины вонзился в звериные и томные йолины очи:

— Я бы хотела рассказать вам о нём, хотя, я уверена, кое-кто и так всё прекрасно знает.

Йоля прижмурилась, словно большая кошка.

— Восхитительно, — лив скорбно тряхнул распущенными волосами, — Интересно послушать, как конец света начался для каждого из нас; как разрушился его привычный мир, как погибли его надежды и друзья, какие ужасы довелось испытать ему и...

— Заткнись уже, — поморщился Монакура.

Ну а какую реакцию можно ожидать от человека, заносящего названия групп, использующих акустические переборы, чистый вокал и клавишные синтезаторы в особую тетрадку, на обложке которой красным карандашом написано: «Расстрелять»?

Потёртая перчатка коричневой кожи взметнулась вверх, призывая к тишине.

— Мы слушаем тебя, моя хорошая. Итак...

* * *

«Ведь никто не знает, что ты здесь застряла».

Соткен проснулась с ощущением навязчивой тревоги, будто бы вынырнула из холодного, тёмного омута. Мокрые простыни липли к её вспотевшему телу, спутавшиеся волосы — к бледному лицу. Освобождаясь из плена постельного белья, она мысленно сравнила себя с живучей мухой, которой посчастливилось выбраться из плена паутины, так и не познакомившись с паучьими жвалами. Она — очень удачливая муха.

Подробности ночного кошмара постепенно растворялись в её сознании, и, стоя под успокаивающими струями тёплого душа, она уже с трудом припоминала, что же её так испугало. Или впечатлило. Или возбудило. Картинки таяли, как пена, стекающая по её смуглому мускулистому телу, но впечатление никуда не делось. Острое впечатление. Проникающее.

Она улыбнулась: в точку! В этом странном сне её жестко трахнули. Образы снова всплыли в памяти: кривые, узкие улочки, какой-то тощий металхед в рваных синих джинсах...

Этот сосунок?

Кусок мыла выскользнул из обмякших пальцев и, удачно угодив в щель между душевой шторкой и кафельной стеной, запрыгал по мрамору ванной комнаты, словно шкодливый гоблин, нагадивший в покоях эльфийского короля, а теперь спасающийся бегством.

Она смыла с себя остатки пены и выключила воду. Отжала шикарную гриву волос и обернувшись полотенцем, прошлёпала мокрыми босыми ногами к дверям балкона. Раздвинув плотные завесы и вышла наружу. Её городок ещё спал. Красная черепица остроконечных крыш расцветала багрянцем под первыми робкими лучами восходящего солнца. Благодаря необычайно яркому сну, её обычный будний день начался сегодня раньше. Раньше на полтора часа. Спешить не нужно: она может вдоволь насладиться красотой раннего августовского утра. Тёплого и нежного. Последнего солнечного летнего утра.

О чём это она?

«Щёлк-щёлк».

Внезапно что-то переключилось в её сознании, словно бы древний телевизионный приёмник словил помехи и сам-собой переключился на другую программу.

Пылающие крыши; столбы чёрного дыма поднимаются к потемневшему нависающему небу, яростно мечущему на землю серебряные полосы молний.

«Щёлк-щёлк».

Вновь лучи тёплого солнца, пробивающиеся сквозь стебли плюща и винограда, оплетающих балкон.

Что за бред сегодня с ней творится?

Она недовольно нахмурила подведённые чёрточками татуажа брови и вошла обратно в сумрак спальни. По двойному щелчку пальцев включился музыкальный центр: завораживающий голос Алии Стенбридж зазвучал по всему дому. Она присела возле туалетного столика, оснащённого множеством ящичков и заполненного бесконечным количеством баночек и склянок. Гигантское косметическое плато оснащено лишь одним зеркалом, настолько маленьким, что отражает только лицо и часть причёски — великолепные, чёрные, как смоль волосы уложены в две сложные французские косы, напоминающие изогнутые рога.

Соткен не любила зеркала.