Кого не взяли на небо

Подхватываю девчонку, втаскиваю обоих в дверной проём и вовремя — Дайпатрон, стоя на ступенях, отбивается калашом от хвоста бронированного гада, что передвигается по перилам, держась за железяку всеми четырьмя конечностями. Гадина без шлема: моя пуля входит точно ей в голову, и продолжает крутиться внутри, превращая мозг чудовища в кровавый фарш.

В дверях появляется Трабл и падает на пол, зацепившись обо что-то ногой; сверху на него валится Исидиси, а Упырь, размахивая дымящимся пулемётом, пятится задом, словно рак, по их телам, теснимый парой насекомых.

Остальные гады толпятся у двери, толкаясь и мешая друг другу.

Трабл вскакивает на ноги и, обхватив хвост первого захватчика руками и ногами, ровно как мартышка лиану, удерживает лезвие чудища, в то время, как Исидиси, пронзительно вереща, хуярит тварь пристёгнутым к автомату штык-ножом, пытаясь попасть в узкие сочленения доспеха.

Второй сверчок разворачивается на месте, будто дрифтующий автомобиль; его хвост летит прямо мне в лицо, но не долетает всего каких-то полметра: разлетается кровавыми ошмётками.

Подоспевший Дайпатрон ломает ему прикладом одну из ног, тварь оборачивается к нему и я в упор расстреливаю бронированную спину.

На этот раз ржавое железо не спасает, монстр падает, как подкошенный.

Совсем рядом раздаётся взрыв, всех накрывает волна горячего воздуха, опрокидывая на пол, но, даже оглохший и ослепший я чувствую осколки, пронзающие воздух вокруг меня.

Ещё один взрыв.

И ещё один.

Опять стою на четвереньках, кашляя и пытаясь вдохнуть, но нихера не выходит.

Стало как-то тихо: ничего не слышу, наверное контузило слегка. Моей винтовки нигде нет.

Кто-то стонет рядом; значит не оглох.

Дверь как-то удалось закрыть, отрезав рой. В неё бьются и царапаются, но похоже на данный момент бой закончен.

И, похоже, кто-то из нас умер.

* * *

Нас шестеро.

Аслан тоже мёртв.

Был ещё жив, когда я сдёргивал его с шипов.

А когда Упырь отогнал рой тремя гранатами, и бойцам удалось закрыть таки дверь, Джихад уже не дышал. Злополучный осколок достался и ему: вонзился прямёхонько в висок.

Но этого я никому не сказал. Не надо им это сейчас. Всё равно не вытянул бы чечен, только мучался бы долго; Упырь, сам того не желая, избавил товарища от страданий.

Спускаемся по лестнице; железо протяжно гремит под каблуками наших берцов.

Лещавая тихонько постанывает мне в ухо, невзирая на двойную дозу промедола. Она примотана ко мне за спину лютой комбинацией из тактического рюкзака, армейских ремней и обрывков обмундирования покойного Джихада.

Винтовку она отдать отказалась, так мы и идём, спаренные, словно воинствующие сиамские близнецы.

Дайпатрон тоже ранен: лезвие чудовища, с которым он дрался врукопашную, глубоко рассекло ему левое предплечье, ну а легких порезов на нём примерно дюжина. Пацан сильно бледен, часто останавливается и блюёт. Яд. Свалится скоро Дайпатрон.

— Что же это, сержант? — горячие и шершавые девичьи губы щекотят мне ухо, у Сковородки жар — тот же яд.

— Саранча. Правду Валя сказал.

— Как в Книге Бытия?

— Именно, — говорю.

Раненная девушка замолкает; рука, обвивающая мою шею, обмякает. Мы достигли уже третьего уровня, лестничных проёмов между каждым — примерно как в девятиэтажке. Тут, похоже, небольшой подземный город. Мобила осталась в кармане майора, но я запомнил, куда нам. Приказ никто не отменял. Мы спускаемся на самый нижний, пятый уровень.

* * *

Пришли. Точно такая же маленькая дверь, как и та, возле которой сейчас лежит Аслан.

Открываем и заходим.

Точно такой же коридор, как и на том первом уровне, где в луже крови сейчас плавают куски разрубленного пополам майора.

Движемся вперёд, осторожно, но быстро.

Ствол штурмовой винтовки, приклад которой сжимает Лещавая, лежит у меня на плече, жар у неё сменился ознобом, дуло калаша трясётся и я чувствую пятьдесят килограммов льда, примотанных к моей спине.

Перекрёсток. Останавливаюсь.

Знаю, что девчонка поднимает согнутую в локте руку.

Я ухмыляюсь. Мне лучше, чем всем остальными в этой заварушке. Я в прямом смысле слова «не один».

Куда же теперь? Память на четвёртом десятке уже не та, но путь нам подсказывают трупы. Саранча лежит грудами, словно попала под струю дихлофоса.

Поворачиваем в нужном направлении и идём; прозрачные огромные крылья хрустят под подошвами, ровно как сухой камыш. Идти становится тяжело, груды трупов превращаются в завалы.

«И горы встают у него на пути, и он по горам продолжает ползти».

Тоннель слегка расширяется, мы и правда уже ползём, а некоторые твари, что лежат здесь десятками, всё ещё шевелятся.

И стонут. Голоса напоминают человеческие.

Справа движение. Выстрел. Ещё одно. Ещё один выстрел.

Cреди павшей саранчи ещё есть особи, способные поднять хвост для последнего удара.

Груды трупов вдруг заканчиваются, и мы видим причину этой бойни: две автоматические турели, слепые и неподвижные, тревожно мигают красными огоньками — патроны кончились. Наше счастье.