Кого не взяли на небо

Исидиси перерезал стяжку на её руках и ногах, и полковник поморщилась, разминая затёкшие конечности.

— Я знаю, что вас тревожит Кортни, но всплеск моего неконтролируемого возмущения уже угас, я весьма воодушевлена способностями ваших бойцов, которые наглядно продемонстрировала мне вот эта раненная девочка.

Взгляд полковника обратился к Лещавой, где и залип, оглаживая её стриженную головёнку и затвердевшие от холода соски. Исидиси слегка пнул отмёрзшего офицера.

— Так, вот, — очнулась Ютта, — Я и моя Кортни вполне готовы к сотрудничеству, которое несомненно сулит нам всем дальнейшие взаимовыгодные перспективы, но обсудим это позже, а сейчас давайте уже валить отсюда, ибо, как правильно заметил сержант, я своей индейской жопой чувствую приближение чего-то, блядь, нехорошего. Валим отсюда, как говорится, по-русски, ко всем херам и немедленно.

Трабл пристально посмотрел на неё а затем кивнул мне. Этого было достаточно.

Полукруглое помещение, последний оплот последних защитников базы и их могила, наполнилось движением.

Упырь и Исидиси собирали патроны и гранаты для всех, мы с Юттой занимались тем же, но исключительно для робота, Барон что-то неистово отбивал на клавиатуре единственного работающего компьютера, а Трабл упаковывал Лещавую в усовершенствованную им самим конструкцию боевого рюкзака-переноски.

Лещавая выглядела намного лучше, и хотя её ноги по неизвестной пока причине напрочь парализовало, боец была вполне опасна, что и наглядно доказала некоторое время назад. Она хищно скалилась, пока Горе затягивал на её хрупком тельце многочисленные ремешки. Теперь, при желании, она могла собственными силами и без посторонней помощи, легко переворачиваться на сто восемьдесят градусов, а значит моя задница обзавелась недюжей огневой мощью.

— Mom, how long can I stay here? These two primitive fuckers tell each other bawdy jokes and make fun of my pipes. A little more and I will kill them, — вдруг раздался женский голос с явными нотками разражения и нетерпения.

(перевод: Мама, как долго я могу здесь оставаться? Эти два примитивных ублюдка рассказывают друг другу непристойные анекдоты и смеются над моими стволами. Еще немного, и я их убью.)

— And by the way, I heard everything, — продолжала Кортни. — Of course, I do not agree with the status of a traitor, but I did not like that eternally drunk old man at all. And I immediately liked this shaggy giant. I want to go with the Russians.

(перевод: И, кстати, я все слышала. Я, конечно, не согласна со статусом предателя, но мне совершенно не нравился этот вечно пьяный старик. А вот этот лохматый великан мне сразу понравился. Я хочу поехать с русскими.)

— Открывай, — бросил я Барону, весьма растроганный словосочетанием «shaggy giant».

Я нацепил лямки и зафиксировал ремни боевого сидения Лещавой, и мы, сопровождаемые Упырём и Юттой, направились к бронестеклу, чтобы встретить робота. Мы уже почти что вышли за пределы разъехавшихся в разные стороны стеклянных дверей, как вдруг те снова пришли в движение и быстро сомкнулись прямо перед нашими носами. Упырь зашипел, отпрянув, Лещавая моментально поймала в прицел лысую макушку Барона, но стрелять на этот раз не торопилась.

— Чё за... — вопросила полковник, но шпион отмахнулся от её вопроса, как сжигаемый заживо еретик от протянутого к его губам креста.

— Сюда быстрее, — Барон тыкал в монитор жирным пальцем, его слюнявый рот открылся, нижняя губа мелко подёргивалась.

Мы сгрудились возле толстяка камуфлированной кучей, и уставились на экран.

* * *

Провал тоннеля, прежде наполненный чернильными сгустками мглы, сейчас клубился плотным, подсвеченным изнутри, белым туманом.

Там, в тумане, что-то двигалось.

Что-то шло прямо на трёх боевых роботов, неспешно хрустя крылышками павшей саранчи.

Ужас, плывущий впереди этого нечто, проник сквозь экран монитора, заставил наши глаза слезиться, пробежал по позвоночникам ледяными ознобами. Слова слиплись в комок, залепив глотки клейкой массой отчаяния.

— О, великий Маниту, — прошептала Ютта Аулин, вглядываясь в изображение на экране.

Её пальцы, сжимающие спинку бароновского кресла, побелели от напряжения.

Фигура, вышедшая из тумана, человеком не являлась.

Мрачная скульптура, будто сошедшая с пьедестала надгробия, пробуждала в памяти образы скорбных горгулий, охраняющих фасады готических соборов. Высокое существо куталось в кусок материи, походящей на римскую тогу. Ткань охватывала узкие бёдра, а край одежды изящно переброшен через левую руку. Тело демона обладало развитыми грудными мышцами, бычьей шеей, перевитой скрученными канатами толстых жил, и гордой осанкой. Треугольную, заострённую кверху голову венчали остроконечные, словно рога, уши; под нависшими бровными дугами зияла адская чернота пустых глазниц, крючковатый короткий нос напоминал клюв, а приоткрытая безгубая пасть скалилась набором кривых клыков.

Над плечами взметнулись вверх отвратительные обрубки, бывшие когда-то крыльями.

Демон остановился на рубеже огня, попирая трупы саранчи, плавающей в собственной крови.