Коготь и цепь

– Звала, Бансабира? – спросила Иттая в дверях. Она говорила все еще робко, называя Бану по имени с неуверенностью. Сестра она тебе или нет, а Мать лагерей – это Мать лагерей. К тому же титулы танин и ахтаната применялись к боковым ветвям основной линии «защитников» исключительно для краткости, об этом не следовало забывать.

– Да, Иттая, заходи, – улыбнулась Бану вполне искренне. Кто знает, может, сестру, которую в свое время Бансабира сумела найти в Шавне Трехрукой, она сыщет и здесь, в этой учтивой северянке? Ведь даже возраст у Иттаи и Шавны совпадал – обе были старше Бану на четыре года.

– Располагайся, – пригласила танша, мягко поведя рукой в сторону стола с ужином. – Поболтаем немного…

Гистасп сопротивлялся, как мог. Отнекивался, приводил разные убедительные доводы. Маатхасу было все равно. В оконцовке он скрутил альбиноса в захват и по дороге с верфи затащил бедолагу в кабак.

Не то чтобы Гистасп был трезвенник – таким он не грешил лет с пятнадцати. Просто пить с таном, за которого отвечаешь головой, явно грозило неприятностями.

Маатхас знал Гистаспа дольше и немного ближе, чем Бансабира. Вполне подходящая компания. Поэтому, злоупотребив своим превосходящим положением, он настоял на самом крепком эле. Гистасп исправно заговаривал зубы Маатхасу, пил меньше, ел больше – кто-то должен остаться во вменяемом состоянии, а судя по действиям тана, тот отчетливо вознамерился напиться до отключки. О чем они в итоге говорили – если вообще говорили – и сколько выпили, Сагромах так и не вспомнил. Понял только, что лежит в кровати, свернулся калачиком и заснул. Была глубокая ночь.

С трудом отконвоировав отяжелевшую от хмеля ношу в отведенный тану покой, Гистасп закрыл за собой дверь и выглянул в коридор.

– Ну и что это такое? – строго спросила Бану. Танша стояла одна и явно поджидала командующего. Тот мгновенно понял, что влип.

– Это не то, что вы думаете. – Гистасп от таких слов чувствовал себя крайней степени идиотом, но ничего лучшего на ум не шло.

Бансабира мгновенно учуяла подпитие подчиненного, грозно нахмурилась, сверля взглядом, а потом вдруг коротко и почти незаметно улыбнулась.

– Ладно. Ничего не хочу знать, – все еще с недовольным лицом буркнула танша. Впрочем, Гистасп слышал, что она не злится. – Просто пожми плечами и скажи, что, мол, с кем не бывает.

Гистасп даже это несложное поручение выполнил запоздав – сначала таращился на таншу, ища подвох. Потом улыбнулся, пропев привычное робко-нахальное, смиренное и снисходительное одновременно «Как прикажете». И вдруг посмотрел на таншу так, как ей меньше всего хотелось, чтобы на нее смотрел он.

Бансабира поторопилась уйти. Гистасп недолго поглядел ей вслед и нетвердо направился в комнату, которую занимал сам. Сравнительно большая, светлая только в первой половине дня, она идеально подходила неоднозначному характеру, каким обладал альбинос. Следовало как можно скорее лечь спать, Гистасп понимал, уже предвкушая погружение в хорошо взбитую постель. За время похода он истосковался по таким незамысловатым удобствам, как конь по майской траве за зиму. До Бойни Двенадцати Красок он, окончив военную академию Яввузов, жил в городе неподалеку от фамильного чертога. Будучи с самого начала перспективным бойцом из тех, кого обычно стараются заполучить в штабы, Гистасп был назначен Свирепым наставником тринадцатилетнего Руссы. Неплохое начало, как ни крути.

Обучение молодого бастарда он вел дотошно и требовательно, чем тогда заслужил доверие покойного тана. Позже, еще до того затяжного перерыва, который северяне сделали в Бойне Двенадцати Красок, его положение существенно изменилось. Гистасп стал действительно опытным, провел несколько успешных кампаний. Именно это, когда военные действия со стороны Яввузов возобновились, помогло ему примкнуть к лагерю Бану.

Увидев дочь Сабира Свирепого на ужине, посвященном воссоединению семьи Яввуз, Гистасп сразу почуял нутром – девчонка не промах. А присмотревшись, увидел в ней свой путь к силе. Пользуясь благоприятными обстоятельствами и доверием за былые заслуги, Гистасп испросил дозволения тана «присмотреть за тану в делах».

Ему потребовалось полгода, чтобы, развеяв опасения и подтвердив домыслы, распознать Бану получше. Потом, задумываясь, он часто хмыкал самому себе: что за идиот! Стоило сначала, увидев поединок Руссы и Бансабиры, догадаться, что нрав у танши окажется именно таким. Стиль боя всегда отражает характер бойца. Расчетливая и непредсказуемая даже тогда, когда кажется, что ты уже знаешь все ее представления о совести, чести, честности и справедливости и мастерски умеешь на них играть.