Коготь и цепь

Бану быстро проглядела бумагу под сломанной печатью дома Яасдур и едва не вздрогнула: к началу лета танам Яввузу, Каамалу, Вахиифу, Луатару и лаванам Яхмаду, Баину и Удау из подданства дома Аамут полагается прибыть в столицу, чтобы оттуда выйти делегацией на Восточный континент: один из местных царей, Алай Далхор из Западного Орса, прочит свою дочь в следующие раману Яса. Быть переговорам.

Бану уставилась на Яфура с таким лицом, будто он только что сознался, что не знает, как звали его жену.

– А что, без нас обойтись нельзя?

Каамал, в душе посмеявшись, пожал плечами:

– А ты это у раману спроси, когда приедем.

– Вы что, собираетесь откликнуться?

– Ну, дочка, посмотри еще разок: это не просьба.

– Да это вообще бумага, – безапелляционно заявила Бану. – И что?

– А какой смысл в открытом неповиновении, если к всенародному бунту это не приведет, а всех подчинившихся приказу Светлейшего и Светлейшей обозлит против свободолюбивого гордеца. И потом, Яввузы слишком часто твердили в этой войне, что бьются за традиции, старый уклад и порядок. Откажись ты сейчас подчиняться Теням Богов, как велит традиция, – и всем будет ясно, чего стоит честное слово тана Яввуз.

Все-таки язык у Яфура и правда длинный, недовольно думала танша, признавая правоту свекра.

– Хорошо. – Бансабира поднялась из-за стола, давая понять, что намерена закончить разговор. – Я поеду в Гавань Теней и Орс, если все это не затянется на полгода. Сейчас попрошу вас, тан: мне надо прийти в чувство после поездки, решить ряд вопросов и немного отдохнуть – завтра важный день.

– Конечно-конечно, – отозвался Яфур, поднимаясь следом. Бану видела, что, несмотря на слащавость тона, выглядит тан не особо довольным тем, как закончилась их беседа.

Едва за Каамалом закрылась дверь и Бану уселась на место, потирая лоб, в комнату вихрем ворвался Русса.

– Что за въедливый старик! – разошелся он прямо с порога. – Думал, он никогда не свалит! – Ворча, бастард размахивал каким-то очередным пергаментом. – Вот, сегодня днем привезли, не успел передать тебе.

Русса вложил в протянутую ладонь сестры конверт с черной печатью. Гнилое предчувствие закралось в душу Бану мгновенно.

– Честное слово, – сокрушался Русса, потрясая пятерней, – этот седобородый кретин приехал только утром, и ты посмотри – достал уже всю родню и всю прислугу! То не так, это не тут, тот не так сказал, эта не так посмотрела! Даже Ниильтах – Ниильтах, Бану! – заявил, что она «смеется так, как не все танин могут себе позволить, что, конечно, не очень ценится»! Тьфу! Никакого сладу! Бану, – брат почти грозно поглядел на таншу, вперив кулаки в стол, – он тут признает только тебя и Маатхаса! Сделай что-нибудь!

Бансабира лениво поглядела на брата и, вновь взглянув на конверт в руках, сломала печать.

– А Маатхас что? Никак за день себя не проявил?

Русса махнул рукой:

– Маатхас, едва его увидел, заявил что-то вроде: «Ох, сто лет не видел Яфура Каамала. И еще не видел бы столько же». Поэтому, как только они поздоровались, я опять втюхал Сагромаха Гистаспу и заслал на верфь. Пусть проветрится.

Бану с серьезным видом скользила взглядом по строчкам письма. Руссу одинаково раздражали и складочка меж сестриных бровей, и то, с какой надменной рожей танша сейчас внимала тому, что он говорит.

– И соответственно Яфур тут же свалился на ваши с Тахбиром головы? – бесцветно поинтересовалась женщина, не отрываясь от послания.

– Да не то слово! – с новой силой вспылил Русса. – Предлагали ему отдохнуть – нет, говорит, давно не был у Яввузов, осмотрюсь, погуляю. Нам за ним по пятам ходи, а он как кого увидит, тут же замечания делает. Пробовали сбагрить на него внука, в конце концов, ни разу не видел, – куда там! Старика хватило всего на полтора часа. В храм помолиться он не захотел, в склеп, сказал, слишком рано, в военную академию за таншей – слишком далеко, так что пришлось просто отправить его шататься по закрытым псарням. В сопровождении Лигдама и с надеждой, что наши собаки его съедят, – поспешил шутливо объяснить Русса, видя, какую неожиданно недовольную физиономию скорчила сестра. Несмотря ни на что, взгляд Бансабиры ни капельки не подобрел. Бастард постарался оправдаться: – Но, Бану, сама посуди, а что еще мы могли сделать?

Тану, всерьез занятая посланием, коротко возвела глаза на брата и вернулась к повторному чтению письма.

– Это же очевидно, – проговорила женщина с видом совершенно безмятежным, – вы могли сбыть Каамала в руки Гобрия.

Русса помолчал, выпучив на сестру глаза, потом решительно отфыркнулся и заявил, что толку от компании Гобрия для Яфура Каамала было бы немного.

– Гобрий, конечно, в отличие от большинства к тебе приближенных, не занят по восемнадцать часов в день и вообще практически ничего не делает. Но все-таки…

– Дело не в том, что у Гобрия много времени. – Бану наконец отложила письмо и настойчиво подняла глаза на брата. – Дело в том, что у Гобрия нет недостатков, – внушительно объявила она. А потом, отведя глаза, вполголоса заметила: – Кроме занудства.