Коготь и цепь

Луатар и Каамал согласились молча. Одной Праматери известно, что вообще за бардак творится у них в стране уже целую кучу лет.

Алай, конечно, приказал своим сторониться иноземных офицеров либо, если все-таки придется контактировать, шпионить за ними и докладывать немедля, но было так трудно сопротивляться харизме по крайней мере одного из них, что гвардейцы махнули рукой. Отличный он парень, этот Серт.

Глава 9

Бансабира вылезла из ванны, располагая помощью Лигдама, закуталась в халат, предоставленный царской семьей вместе с покоем, потянулась и выставила парня за дверь. Поведя плечами, сморщилась: все ушибы, заботливо обработанные бальзамом руками оруженосца, ныли; кожу в местах ссадин тянуло от медленного заживления, и теперь – от того, что ранки стягивались, подсыхая, после ванны. Как ни крути, придется послушаться Лигдама, который без конца прицыкивал и кряхтел, выражая недовольство ситуацией. Нельзя себя так гробить, авторитетно заявлял он каждое утро, одевая госпожу к тренировке. Бансабира только отмахивалась и отмечала про себя, как ей все-таки везет на смазливых оруженосцев. Впрочем, Юдейр с его яркими бирюзовыми глазами был еще смазливее, и, несмотря на то что с первого дня их знакомства был в числе «меднотелых», заматерел по-мужски только после того, как официально был казнен. Лигдам в этом отношении другой: суше, тише, за словом в карман не лезет. Может, опыт предшественника тоже сказался.

Бансабира, признав, что сегодня-завтра придется отказаться от упражнений с Гором, чтобы тело хоть немного восстановилось, еще раз повела плечами, разминая, и уселась в мягкое кресло. Мышцы отпускало одну за другой, медленно даже после ванны и до одурения приятно. Женщина закрыла глаза, расплываясь в улыбке. Странно это для нее – вот так тупо мечтать, но сейчас она отчетливо ловила себя на том, что мечтает оказаться в ванне с Сагромахом. Чтобы он помог ей потом выйти, сам ее вытер, поднял на руки, отнес в постель и сделал то, отчего у нее не осталось бы иного выбора, кроме как покраснеть до кончиков волос и звать, звать, звать его по имени.

– Тану? – вслед за стуком раздался голос Вала на дежурстве. Бану приказала не пускать к ней никого, кроме своих. – К вам командующий Гистасп.

Вал выжидающе замолчал. Бану оглядела себя: средь бела дня только из ванны, по существу нагая, хотя и в халате, с тугим тянущим узлом где-то в животе от игры собственного воображения. Сейчас от одного запаха мужчины может снести голову. Впрочем, это же не Дан за дверью, одернула себя танша, у которого разумная часть туловища в штанах. Это Гистасп, а он всегда думает, прежде чем сделать.

– Тану, все в порядке? – подал голос сам визитер.

Бану коротко прочистила горло:

– Да, входи.

Скрипнули петли, Гистасп скользнул внутрь. На мимолетное мгновение замер на пороге, оглядев Бансабиру. Потом обернулся, затворил дверь, прошел, по дозволяющему жесту расположился на стуле рядом с окном с запертыми ставнями.

– Я тут прознал кое-что, – взял альбинос с места.

Бансабира с интересом понаблюдала за альбиносом: вроде не похоже, что собрался читать нотации про ее встречи с Гором. Гистасп тем временем отозвался:

– Скажите, вы правда так печетесь о вероисповедании будущей раману?

Губы Бану изогнулись в усмешке.

– А ты разве нет? Если не забыл, меня прозвали не только Матерью лагерей, но и Дочерью Шиады, так что вполне логично, что для меня это важно. И потом, я правда думаю, что Алай имеет нездоровые мысли распространять это свое идиотское учение о Боге-Отце, Сыне и еще каком-то там духе.

– Святом, – уточнил Гистасп. – Святом духе.

– Святом, – вторя, фыркнула Бану. – Вот ты, Гистасп, можешь объяснить мне, что такое эта святость?

Гистасп озадачился и пока молчал: какой неожиданный поворот беседы. Бану поднялась, принялась мерить шагами комнату и в итоге остановилась у столика с водой и сезонными фруктами. Гистасп, сообразив, подскочил, чтобы помочь танше, но та осадила его небрежным жестом.

– У меня не вызывает вопроса слово «священный» или «сакральный». Они ясны. А вот «святой» – это какой?

Гистасп, на которого Бану уставилась со своего места глаза в глаза, сделал недоумевающее выражение лица и качнул головой: мол, без понятия. Потом отвел взор, почесал в затылке и предположил:

– Может, тот, который живет согласно их книге?

Рот Бану вновь изогнулся, теперь уголками вниз, будто ответ подчиненного показался ей неожиданным. Возле бронзового кувшина с водой стояло пять бокалов. Наполнив пару, Бансабира подошла к Гистаспу и вручила ему один. Тот поблагодарил.

– Библии? Любопытно, – признала танша, усаживаясь в свободное кресло.

Гистасп был вынужден развернуть стул, на котором сидел, лицом к госпоже. Все же жутко невежливо сидеть к тану Яввуз спиной во время беседы.

– То есть, если я напишу свод правил, которые нравятся мне, и кто-то будет жить согласно ему, он тоже будет… святым? – Бансабира выговорила слово, будто пробуя, примеряясь.

– Полагаю, свод, в который верят орсовцы, нравится не только царю Алаю.

– Да хоть всей стране – это все-таки не повод верить книге, где столько врут.