Вспомнилась лампочка, надоедливо мигавшая в кубрике флагманских специалистов. Тут, под водой, освещение тоже меняется. Оно то темнее, то ярче. Это означает, что туман редеет наверху, потом сгущается, снова редеет.
Впрочем, пальцам своим Григорий доверяет больше, чем зрению. Сейчас внимание сконцентрировано в кончиках пальцев, в этих выпуклых мягких подушечках, которые у опытных минеров почти так же чувствительны, как у слепых.
На ощупь он определял назначение отдельных выпуклостей и впадин. Ага! Это гайки, это болты, а вот чуть заметные углубления для выступов специального ключа…
Итак, налицо три горловины, под которыми спрятаны ловушки!
Каково их назначение?
По признакам, понятным минеру, Григорий заключил, что прибор, срабатывающий при толчках, находится в самой маленькой из горловин. А в двух других, по-видимому, спрятано то самое каверзное приспособление, которое не пускает мину на берег.
Долго в задумчивости стоял он у мины. Обманутые его неподвижностью стайки мелкой рыбешки принялись сновать взад и вперед мимо иллюминатора шлема. Он лишь досадливо морщился и дергал головой, как от мелькающих перед глазами мух.
С какого прибора-ловушки начать? Конечно, с того, который чувствителен к толчкам. Если удастся его снять, проще и легче будет работать со вторым прибором.
Погруженный в свои мысли, Григорий не заметил, что вокруг делается все светлее. Это был грозный признак.
Внезапно — удар по темени! Круги заходили перед глазами.
Инстинктивно он схватился за шлем — цел ли? И тотчас успокоительная, трезвая мысль нагнала первую, паническую: «Думаю — значит, цел!»
С облегчением он увидел мину на том же месте у своих ног. Но она и должна была быть на том же месте. Взорвалась бы, и его, Григория, уже не было бы здесь!
Снова кто-то невидимый с силой ударил сзади, пригнул к земле!
Вероятно, на несколько секунд Григорий потерял сознание.
Очнувшись, он понял, что его торопят с возвращением. Сигнальный конец трепетал, то провисая, то натягиваясь до отказа.
Григорий побрел, плохо ориентируясь в происходящем, повинуясь настойчивому подергиванию линя. Тот стал как бы продолжением его нервной системы.
Почему-то очень болели уши. Горячие струйки пота стекали но лицу, заползали за воротник.
Воду по временам как бы сотрясала судорога. Это было мучительно.
Далеко ли еще до водолазного бота?
Полузабытый хрипловатый и прерывистый девчоночий голос произнес негромко над его ухом:
«Ты только не очень себя жалей! Это вредно — себя жалеть. Вон как ты дышишь хорошо. Я бы, кажется, полетела, если бы могла так дышать…»
И правда, жив же он, дышит!
Ага! Трап! Первая ступенька, вторая, третья… Сверху протянулись заботливые руки, подхватили Григория, втащили на палубу.
Воздух раскачивается от орудийных залпов. Снаряды рвутся над водой и в поде. Весь рейд ходит ходуном.
А мимо бота быстро проносятся рваные клочья тумана.
Ветер! Пока Григорий был на дне, наверху поднялся ветер. Туман — ненадежное прикрытие. Он начал стремительно разваливаться. И немцы со своей береговой батареи стали обстреливать бот.
Но тут уже все было на «товсь». Ждали лишь возвращения минера. Якорь поспешно выбран. Мотор взревел. Бот сорвался с места. И вовремя!
Болгов помог Григорию снять шлем.
— Волной-то как бьет, товарищ старший лейтенант, до дна достает волна, — сказал он и шершавой широкой ладонью участливо отер лицо и шею минера.
Тот с изумлением увидел на руке Болгова кровь. Оказывается, это не пот, а кровь!
Такова сила гидравлического удара. От него с дребезжанием сыплются плафоны, расходятся и пропускают воду швы в металлическом корпусе подводных лодок. И от него даже у самых здоровых и выносливых водолазов лопаются кровеносные сосуды, течет кровь из носа и ушей.
Стремглав вбежали в проход, оставленный для бота в бонах заграждения, и укрылись за Константиновским равелином.
На следующий день погода благоприятствовала Григорию. Над рейдом лежал туман.
Снова церемониал спуска за борт, ободряющий шлепок ладонью по шлему.
Сегодня Григорий волновался гораздо больше, чем в первый раз. Лучше представлял себе, как трудно придется ему под водой. Кроме того, он очень боялся уронить мастику, которую нес в руках.
К тайне нужно подобрать ключи. А для этого снять отпечатки со всех трех горловин!
Минер остановился подле мины, расправил шланг и сигнальный конец, чтобы те не стесняли движений.
Груда мастики лежит рядом. Никогда в жизни не приходилось ему заниматься лепкой, пластилин держал в руках давным-давно, в больнице. Но то ли еще в экстренных случаях приходится делать минеру! И при этом всегда безукоризненно!
Кусок за куском отрывает он от тестообразной массы, разминает эти куски, расплющивает, превращает в подобие лепешки или диска, потом подносит к крышке горловины и аккуратно накладывает на нее ладонью.