Кока

Беспал, съевший порядочно, не успокоился, стал спрашивать, что подают на столах в Тибилисе. Кока рассказал, как готовились у них в семье к праздникам. Начиналось всё с напоминаний бабушки: скоро день рождения, Новый год или Пасха, на сколько человек стол накрывать? Составлялся список друзей и продуктов с базара, причём учитывалось время года: если весна, то свежая баранина, тархун, ткемали, алыча для чакапули, закуски, молодая картошка, торт с клубникой. Если осень – аджапсандал, пхали, салаты. Зимой, на Новый год, – обязательно всё с орехами, мегрельская курочка или индейка для сациви, оливье, холодец, копчёная ветчина, козинаки. И жаренный в пекарне на углу Лермонтова и Джапаридзе молочный поросёнок: его, сырого, надо отнести в жаркую пекарню, отдать вместе с червонцем мускулистым пекарям в белых халатах, сказать время, к какому поросёнок должен быть пожарен в огромной хлебной печи, а потом забрать его, шипящего, вкусно пахнущего, и нести прямо на стол, с пылу с жару…

С вином проблем нет: рядом с домом – винный подвал, там терпко и кисло пахнет вином и чачей, и обязательно с утра до вечера сидят на табуретах в прохладе овеянные винными парами два-три печальных человека (на бочонке – огурцы, помидоры, хлеб, сыр, зелень) и вместе с хозяином пьют разливное вино. И добрый виночерпий берёт не глядя твои деньги, высасывает шлангом из бочки вино и с туалетным звуком напускает его в баллон.

А вот походы за лимонадом и боржомом в гастроном на Давиташвили были сопряжены с опасностью – там стояла биржа курдов, и никогда неизвестно, что взбредёт им в голову! Не дай бог курда обидеть – тут же явится вся родня, человек пятьдесят, поэтому с ними никто не хочет связываться…

Посмеялись – нам бы те заботы! Расписной спросил:

– А сейчас как? После развала Союза? Тоже по пятьсот человек столы?

– Сейчас война, людям не до этого, – уклонился от деталей Кока.

– Что за война? – не знал Беспал.

Расписной тоже не уверен:

– Слышал, с абхазцами. Чего им надо? Кто они вообще, откуда взялись?

Делая себе бутерброд с колбасой, Кока объяснил:

– Отделиться хотят абхазы. Они – племя абазгов, всю дорогу в составе Грузии были, а теперь взбрыкнули. Если вовремя не одумаются, их будущее плачевно. Первым исчезнет их язык – его сожрёт русский язык, как это произошло на побережье, в Сочи, Адлере и всюду, где захвачено Россией… Чтоб у абхазов не получилось, как в анекдоте: всю жизнь овца боялась волков, а зарезал её пастух…

Расписной пьяно кивнул:

– Ясно. Понятно. Второе Приднестровье заделают.

Беспал поддакнул:

– Я раз в воронке с одним из Тирасполя трясся, так он говорит, там – труба, и мусора всю власть имеют!

Расписной усмехнулся:

– А знаете, откуда они свою кликуху – мусора – получили? Не потому, что они в мусоре, как псы, роются. При царе их гнездо прозывалось Московский уголовный сыск, отсюда – МУСор.

Открыли ещё бутылку. Налили по четверть кружки, не забыли и крытника – накапали ему водки в крышку-поилку, кинули туда крошки хлеба, и тараканище не спеша принялся за пьяную тюрю, поводя усами от удовольствия.

Расписной вдруг вспомнил:

– Давай за родителей, за твою маманю! Женщина с понятиями! И следаку стольник дала, и тебе деньги на купюры поделила, и маляву не забыла! Я сирота!

– Я тоже! – вякнул Беспал и принялся прилаживать кусок колбасы к “коню”. – Кенту топливо подгоню!

Расписной отговаривал его:

– Что, война? Блокада? Никто с голодухи не помирает! Кто будет эту колбасу хавать, когда она на “дороге” все грязные стены оботрёт? – Но упорный Беспал, кое-как обернув колбасу в обрывок целлофана и привязав нить к прутьям, выкинул “коня” за решётку.

– Вот настырный! – вздохнул Расписной. – Всё по-своему делает!

– А ты не так? Каждый по-своему… Сам говорил – дрочу-верчу, как хочу!

Кока сидел, закрыв глаза, слушая голоса сокамерников, звучавшие по-доброму, даже по-домашнему. Ему было пьяно, тепло и уютно. “Может, как-нибудь обойдётся?.. Господи, помоги!.. Ты же видишь: я не убийца, не разбойник, я только курю траву… Ну и что? Ты же сам её создал… Я же безобиден, как корова… А кто они, эти люди, что взяли на себя смертный грех осудить человека, который ни в чём не виноват?.. Вся эта сволочь прячется под ментовскими формами, прокурорскими мантиями, судейскими шапками!.. Инквизиторы казнили за веру – за что казнят его, Коку? За что ему пятнадцать лет?..”