Кока

– Мальчики, поздравляю! Это куда лучше, чем можно было ожидать! Мы их дожали! Они, скрипя зубами и скрепя сердце, сделали всё как надо, хоть судьиха и сопротивлялась немного! Советский суд – самый гуманный в мире, а российский – ещё гуманнее! Ну, бегите к папе-маме! – А сам откатился к отцу Нукри, пошептаться.

Переход из одного состояния в другое произошёл так же внезапно, как при аресте. Кока неуверенно, словно зверь из клетки, выбрался из-за загородки, машинально ища глазами конвой. Но его нет!..

Протолкнулся сквозь ряд пустых стульев к матери – она сидела, опустив бессильно руки.

– Ты рада? – обнял он её, вдыхая родной запах свободной жизни.

– А ты как думаешь, дурачок?..

– Как всё это… случилось?..

Мать усмехнулась сквозь слёзы:

– Случилось?! Само собой ничего не случается!.. Нестор Константинович вёл все переговоры. Но об этом потом. Вы, верно, голодны? Нестор заказал столик в ресторане нашей гостиницы. И номера для вас, хоть я и отговаривала его это делать заранее, чтоб не сглазить. Нет, не сглазил, как видишь!

Кока сидел рядом с матерью, мало понимая, что случилось. Случилось как-то буднично, по-домашнему, но он чувствовал, что голова его волшебным образом вдруг очистилась от всего, что не было безмерной радостью, и даже шум в ушах, казалось, исчез – его смыла волна щенячьего, чистого, незамутнённого счастья, рвущегося наружу.

Дядя Нестор, поговорив с адвокатом, приобнял Коку и Нукри за плечи:

– Ну, гангстеры, воры, планакеши, рэкетиры, серийные маньяки и курильщики! Сперва в гостиницу, душ, чистая одежда. Побыстрее скинуть с себя эту гадость! Потом – ужин с шампанским!

“Душ, ужин, шампаниола, как прикажете… Всё что хотите… Всё хорошо…” – ошалело думал Кока в такси, когда они ехали, слушая по радио, что в Челябинске забросали яйцами певицу Клару, которая вылезла на сцену пьяной, никак не попадала под фонограмму, а напоследок показала залу голую заднюю часть.

Мир возвращался в виде красок, запахов, голосов, улиц, деревьев, домов, машин. И всё человеческое казалось таким милым, своим, родным, вдруг обретённым, как бесценный дар!

“Кто же, как не Господь, творит такие чудеса?” – думал Кока умильно, слушая радио и задним умом понимая, что тут, если исключить Бога, без помощи адвоката, и дяди Нестора и, главное, зелёных бумажек не обошлось, что дядя Нестор и подтверждал шутками:

– А ещё говорят, что взятки давать плохо! Где бы вы сейчас были, если не взятки?! – И шутка была правдой!

Они ехали в такси общей гурьбой, как ровесники, сверстники, одногодки, друзья. Смеялись, болтали о всякой ерунде, и всё это было необыкновенно и захватывающе ново после тюремного мрака.

– Ну что, дураки, будете ещё план курить? – спрашивал с переднего сиденья дядя Нестор, и они хором отвечали:

– Нет, никогда! Будь он проклят, этот план!

– Неплохо бы с алкоголем тоже завязать, – ввернула Этери, с чем все были согласны, а дядя Нестор поведал: когда наши войска взяли Берлин, то в одном из музеев солдаты наткнулись на заспиртованных эмбрионов, уродцев, части тел, срезы органов.

– Экспонаты выбросили в мусор, а спирт выпили!

– И не подавились? – ужаснулся Кока, а молчавший до этого седовласый шофёр обстоятельно объяснил:

– А чего кочевряжиться? Нашим людям всё нипочём! Антифриз пьют, одеколоны хлещут, сапожную мазь на хлеб мажут, – что им сделается от спирта из-под зародышей? Спирт же всё чистит!

Потом были душ и чистая одежда – родители заранее купили им всё новое, от ботинок до курток. А старую тюремную одежду сложили в мешок и отдали горничной, присовокупив десять долларов и просьбу эту одежду сжечь, на что горничная бормотнула, залезая в мешок любопытным взглядом:

– Ага, сделаю, как же…

Ресторан. Сверкание света, стекла, красок. Человеческие ножи и вилки. Тарелки, а не миски. Бокалы, а не алюминиевые липкие кружки. Еда, а не баланда с рыбьими глазами: оливье, заливная осетрина, буженина, соленья, грибные жюльены, жаркое в горшочках. Вино. И бутылка шампанского. После хлеба, колбасы, каши и лука есть нормальную пищу было отдельным обретением и удовольствием! Сколько в ней оказалось нюансов и оттенков!..

Человеческая жизнь открывалась перед Кокой разными гранями. И всё самое обычное и простое оказывалось важным, ценным, драгоценным.

Болтовня, шутки, сбивчивые рассказы. И шутливый тост дяди Нестора за здоровье Коррупции Ивановны, дамы приятной во всех отношениях:

– Подмазал – поехал! Нет – сиди, лапу соси, жди у моря погоды! – И он, смеясь, вспомнил Булгакова: – Если при социализме москвичей испортил квартирный вопрос, то при нынешнем бардаке их слабые души будут окончательно добиты погоней за денежными знаками!

А вокруг – разноцветье, что особо веселило глаза после серо-тёмной снулой тюремной краски. И всюду эти роскошные создания, живые цветы – женщины, на которых Кока впервые за эти месяцы взглядывал внимательным глазом, теша себя тем, что этот сегмент жизни опять доступен. Дядя Нестор, поймав его взгляды, улыбнулся:

– Что, выбираешь, на чью бы сексуальную свободу посягнуть? Это так, кажется, по кодексу называется? Успеешь!